Барон де Кано де Борегард
Андреас Идт, Георгий Раушенбах
Барон де Кано де Борегард
Среди тех иностранцев, с которыми Канцелярия[1] заключила «вызывательские» контракты, выделяется барон Борегард[2]. Он приступил к набору последним, но сумел отправить в Россию примерно столько же семей, сколько все остальные вызыватели, вместе взятые. И он оказался единственным, кому удалось избежать ответственности за неблаговидные поступки, включая присвоение казенных денег. По всей видимости, барон был человеком недюжинным, об этом свидетельствуют его проекты устройства колоний, его подход к организации набора. Из сохранившихся документов видно, что он настойчиво и изобретательно отстаивал свои интересы в спорах с Канцелярией. Однако в литературе о колонизации России мы не находим почти никаких сведений об этом человеке - откуда он, какого рода, чем занимался до появления в России, что сталось с ним после отъезда. Г. Писаревский писал: «Было неизвестно даже, какого он происхождения. Французская полиция считала его французом, сам же он называл себя иногда – брабантцем, иногда – швейцарцем из окрестностей Базеля; по словам вербовщика Рапена он был эльзасцем из Шлетштадта; документы же канцелярии опекунства иностранных называют его подданным Голландской республики и жителем Утрехтской провинции. Во всяком случае, это был человек с сомнительным прошлым»[3]. Эти слова впоследствии многократно переписывались без критического осмысления. Между тем трудно сказать, почему прошлое Борегарда показалось историку сомнительным, скорее надо было бы сказать - неясным. Мы попытались разъяснить барона де Борегарда.
Но сначала об обстоятельствах нашего поиска. В Российском государственном архиве древних актов (РГАДА) хранится объемное дело[4], посвященное исключительно деятельности Борегарда-вызывателя. К сожалению, там нет ничего о его биографии, непонятно, как он попал в поле зрения Канцелярии, как жил после отъезда из России. Но в наше время многое можно найти в интернете. Например, на сайте Geni.com выложено генеалогическое древо рода Amerongen, одна из веточек которого протянулась к нашему герою. Пользуясь приведенными там же ссылками на документы в голландских архивах, обнаруживаем массу интересных, хотя и отрывочных сведений о нем. Осенью 2015 г. кое-что из этого обсуждалось на форуме Geschichte der Wolgadeutschen, но ни тогда, ни после не удалось доказательным образом ответить на главные вопросы: где и когда родился наш герой, когда и где умер. Исходя из анализа различных нотариальных актов, относящихся к деятельности Борегарда, можно было предположить, что дата его кончины лежит между 1789 и 1793 гг. Местом рождения, по косвенным данным, мог быть французский город Зульц. Между прочим, во Франции есть три Зульца: Soultz-Haut-Rhin, Soultz-les-Bains, Soultz-sous-Forets.
Решено было искать сначала там, «где светлее», то есть в Голландии, коль скоро имеются ссылки на тамошние архивы и на сканы документов. Проблема в том, что ни один из авторов данной статьи не владеет ни голландским, ни французским языками. Между тем на сайтах голландских и французских архивов общаются только на родных языках, даже международный английский язык у них не в почете. Но нам повезло, удалось выйти на форум BHIC[5], где собрались любители истории и генеалогии из Голландии и Бельгии. Многие из них свободно переписываются по-английски, так что общий язык был найден. На просьбу помочь с ответом на главные вопросы вначале последовали ссылки на уже хорошо известные нам документы. Занятно было читать сообщения о роли барона Борегарда в поселении немецких колонистов на Волге и т.п. Но затем последовали ссылки на более содержательные документы, интервал даты кончины Борегарда сузился до 1791-1793 гг. Попутно выяснились многие хоть не первостепенной важности, но и не безынтересные факты - сведения о близких родственниках и кумовьях, обстоятельства крещения детей и внуков, даты кончины жены и сына барона и пр. Мы весьма признательны Геральдине Хувенаарс (Geraldine Hoevenaars) и другим участникам форума BHIC, сумевшим отыскать множество важных документов, прочитать их и перевести на английский. Геральдина Хувенаарс подключила к поискам профессионального историка Фреда Гаасбейка (Fred Gaasbeek), который добавил ряд новых важных документов и сумел многое разъяснить в построссийском периоде жизни барона Борегарда. Благодаря усилиям интернациональной команды любителей истории и генеалогии ровно через 10 дней после начала поисков дата смерти барона была определена с точностью до двух месяцев. К сожалению, не удалось обнаружить запись о погребении, а мы надеялись было узнать из нее возраст барона.
Дальнейшие поиски следовало вести во Франции. Ни барона де Борегарда, ни просто подходящего де Борегарда найти там не удалось. Известно, однако, что сам барон подписывался «де Кано де Борегард». Если не нашелся Борегард, может быть, найдется Кано? И действительно, на сайте Федерации Исторического и Археологического обществ Эльзаса обнаружились статьи о бургомистре и прево города Селеста (Sélestat = Schlettstadt) Жаке Кано (Jacques Caneau, ум. 1739) и его сыне, прево города Зульц, Жаке Филиппе Кано (Jacques Philippe Caneau, ум. 1747). У последнего было семеро детей, в том числе четыре сына. Все они родились после 1712 г. Может быть, один из них нам подходит? К сожалению, никакой информации о сыновьях, ни имен, ни дат рождения, в интернете найти не удалось. Полезную дополнительную информацию удалось получить от президента «Друзей Зульца» Бертрана Рисаше (Bertrand Risacher, Président des Amis de Soultz) и от генерального секретаря Генеалогического общества Эльзаса Кристиана Вольффа (Christian Wolff, secrétaire général du Cercle généalogique d'Alsace). Но решающим стал ответ на обращение в муниципальный архив города Зульц. Архивист Катрин Галлиат (Catherine Galliath, Archiviste Municipale) смогла разыскать сведения о рождении всех детей Жака Филиппа Кано - и один из них действительно оказался будущим бароном Борегардом! А теперь обо всем по порядку.
Эльзас – Швейцария – Голландия
До Тридцатилетней войны Эльзас был частью Священной Римской Империи. По Вестфальскому миру 1648 г. Эльзас частично (кроме свободного имперского города Страсбурга) отошел к Франции. В 1681 г. Франция присоединила также и Страсбург. До Французской революции 1789 г. территории, входившие в Эльзас, сохраняли значительную автономию и язык (большая часть эльзасцев по-прежнему говорила на особом эльзасском наречии немецкого языка, остальные говорили на особом наречии французского). В то же время предпринимались попытки «офранцузить» население. Высшая судебная власть была сосредоточена в королевском суде, находившемся сперва в Брейзахе, а после потери Брейзаха Францией по Рисвикскому миру (1697 г.) – в Кольмаре. Судопроизводство в большей части низших судов по-прежнему велось на немецком языке, но в королевском суде был обязателен язык французский, который был чужд большинству населения[6].
Семья Кано появляется в Эльзасе в конце XVII в. Дед нашего героя Жак Кано в 1697 г. замечен в должности почтмейстера (directeur des Postes) Кольмара. В 1700 г. он становится гражданином Селеста и его бургомистром. Впоследствии он исполнял там же должность прево (королевского судьи 1-й инстанции). В 1700 г. Кано приобрел за 11000 ливров дом, построенный в 1615 г. и сохранившийся до наших дней. Видимо, то был один из лучших домов города – в 1681 г. его удостоил посещением Людовик XIV[7].
Дом семьи Кано в Селеста
Один из трех сыновей Жака Кано, Жак Филипп[8], в 1711 г. женился на Мари Элисабет Режин, урожденной д’Обри (Marie Elisabeth Régine d’Aubry), дочери прево Зульца (Soultz-Haut-Rhin), и сменил на этом посту своего тестя в 1721 г. У супругов Кано было семеро детей, родившихся между 1712 и 1728 гг., в их числе Жак Филипп Эрнест (Jacques Philippe Erneste), родившийся 7 августа 1721 г. Первые два имени, данные при крещении, повторяют имена отца; скорее всего, в семье мальчика звали Эрнестом. Впоследствии он именовал себя «де Кано», но в записях о семье его родителей и его деда предлог «де», указывающий на дворянское происхождение, отсутствует. Герб Кано, три уточки на песочном фоне[9], также не дает оснований причислить эту семью к «дворянству шпаги». Между тем, не только Эрнест, но и его старший брат Фердинанд и сестра Мария Анна подписывались «де Кано». Можно предположить, что род Кано был аноблирован по праву «дворянства мантии» (la noblesse de robe), поскольку в двух подряд поколениях Кано много лет служили королевскими судьями. В этом случае они могли рассчитывать на так называемое постепенное дворянство.
Вероятно, Эрнест воспитывался в каком-нибудь французском кадетском училище, т.к. впоследствии выбрал военную карьеру. Как сообщил Виктор Пфляум (Viktor Pflaum)[10], в 1746 г. наш герой был замечен в швейцарском полку Рединга на службе Испании в чине капитана. Выбор полка не удивляет: в нем служил капитан Луи Адольф де Мотте (Louis Adolphe de Mottet), зять Эрнеста (муж старшей сестры Марии Анны, род. 1715). Удивляет, скорее, быстрое продвижение по службе – стать капитаном в 25 лет не так уж просто. В 1748 г. Эрнест уже в швейцарском полку де Буде – наемном войске Принца Оранского. Полк стоял в Брабанте близ города Бреда. 27 марта 1750 г. в церковной книге реформатского прихода Бреда появляется запись о предстоящем венчании «капитана-майора Швейцарцев» дона Хайме Филиппа Жозефа Эрнеста Кано де Борегарда (Jaime Philippe Joseph Erneste Caneu de Beauregard) с Сюзанной Элизабет Эли де Боаро (Susanna Elisabeth Helies[11] de Boisroux), вдовой барона ван Аркеля. 19 апреля 1750 г. в реформатской церкви Леерзума состоялось венчание. Жених – римо-католик, невеста – реформатка. Заметим, что наш герой не только изменил свои имена (испанизировал первое имя и добавил третье), но и прибавил «де Борегард» к фамилии. Основания нам не известны. Можно предположить, что дополнительную часть фамилии он приобрел по наследству от некоего почившего родственника.
Церковная запись о венчании супругов Кано де Борегард от 19 апреля 1750 г.
Сюзанна де Боаро родилась в 1711 г., её родители – Francois Helis de Boisroux, comte de Rochenard & Maria Victoire d’Escodeca de Boisse, marquise de Pardailhan. В 1734 г. вышла замуж за Фердинанда ван Аркеля (Ferdinand van Arkel, ок. 1782-1745). Детей у супругов ван Аркель не было. Сюзанна унаследовала от почившего супруга титул баронессы и рыцарские поместья (ridderhofstad) Брукхёйзен, Бургст и Терхейден. Несомненно, этот брак был большой удачей для капитана-майора де Кано: из небогатого титулярного дворянина он превращался во владетельного и состоятельного. К поместьям относились земли, леса, фермы и строения. Основной резиденцией был превосходный замок Брукхёйзен (Broekhuizen, в русскоязычной литературе Брокгаузен). Были также дома в Бургсте и в Терхейдене.
Брукхёйзен (гравюра 1744 г.)
С этого момента Жак Филипп Эрнест называет себя бароном де Кано де Борегард. Баронство его, конечно, сомнительное – он только муж баронессы. Он именует себя господином, т.е. владельцем Брукхёйзена (Heer van Broekhuizen) и пр., но и это не вполне соответствует действительности. Юридически владельцем Брукхёйзена до самой кончины остается его жена, хотя барон имеет право распоряжения имуществом с согласия супруги. В 1751 г. у супругов Кано де Борегард родился сын Филипп (Ferdinandus Philippus Augustus), крещеный в реформатской церкви, по вере матери. Восприемником в церковной книге Леерзума записан Фердинанд Филипп де Кано де Любах (Ferdinand Philippe de Caneau de Lubach)[12], старший брат барона (1713 – 1760). Заметим, что фамилия Фердинанда также претерпела изменения. Возможно, Любах – это Laubach, есть такая деревушка в Эльзасе. Фердинанд вошел в историю как ученый-самоучка. Женат он не был. Служил в чине капитана в Пикардийском полку, но вышел в отставку (может быть, получив наследство и прибавку к титулу?) и всецело отдался занятиям геологией и палеонтологией. Был корреспондентом Парижской Академии наук, собрал замечательную коллекцию окаменелостей, ознакомиться с которой почитали долгом многие ученые[13].
Двумя годами позже крестили дочь Эрнестину (Angelica Joanna Maria Regina Elisabeth Ernestina), но уже в католической церкви, по вере отца. Обычно в смешанных по вероисповеданию браках сыновей крестили по вере отца, а дочерей – по вере матери, но у супругов Кано де Борегард все наоборот. Очевидно, они возлагали особые надежды на наследника и заботились о его будущей карьере. Дело в том, что в Голландии того времени католикам были закрыты все возможности для занятия административных должностей, существовали и другие ограничения.
По всей видимости, после женитьбы барон вышел в отставку и приступил к активной предпринимательской деятельности. В голландских архивах сохранились десятки документов, связанных с его именем, в основном это нотариальные и судебные акты – купля-продажа, займы, ипотека, тяжбы. Но похоже, что финансовая деятельность барона была не слишком успешной. В 1758 г. он с согласия супруги продает за 35000 гульденов поместье Бургст со всеми землями и с правами на титул Виллему Крулю (Willem Crul), прославленному голландскому флотоводцу.[14] А в сентябре 1764 г. выдает утрехтскому нотариусу доверенность на публичную продажу своего основного владения Брукхёйзен со всеми землями и фермами, да еще и коллекции окаменелостей (наследства от Фердинанда) впридачу.[15] Всё же до продажи с молотка дело не дошло, Брукхёйзен оставался в распоряжении барона почти до самой его смерти. Как раз в 1764 году барон начал наиболее успешное из предприятий, предложив российскому правительству свои услуги по набору колонистов[16].
Россия
До сих пор неясно, как сумел Борегард завязать переписку со статским советником Яковом Яковлевичем Штелином (Jacob von Stählin), замечательным разносторонним ученым, секретарем Российской Академии наук в 1765-1769 гг.[17] По его протекции барон обратился к графу Орлову, тот отправил проект Борегарда на отзыв в Канцелярию. Переписка заняла немало времени. В отличие от других вызывателей барон не хотел ограничить рамки своей деятельности обычным контрактом. Он предлагал свой проект устройства колоний по образцу швейцарской армии, входил в детали обустройства колонистских хозяйств, предлагал дополнительные (сепаратные) пункты договора. Наконец 19 мая 1765 г. Канцелярия заключила с ним контракт, предусматривающий поставку 3000 семей колонистов в течение трех лет[18], и предоставила ссуду в 15000 рублей. Надо отметить, что в договорах с другими вызывателями не было точных указаний на общий объем сделки и на столь продолжительный срок действия контракта. Впоследствии, как мы увидим, барон использовал данное обстоятельство в своих целях.
Подписав контракт, Борегард вернулся в Европу, чтобы руководить набором колонистов. Он с самого начала поставил дело на широкую ногу, сумев привлечь для набора и сопровождения колонистов немалый штат энергичных помощников, носивших офицерские звания – от лейтенанта до полковника. В основном работа велась в германских государствах, однако предпринимались попытки вербовки и в тех странах, правительства которых запрещали эмиграцию. Так, в декабре 1765 г. в Швейцарии был арестован капитан Франсуа де Мотте (François de Mottet) – наверняка свойственник Борегарда со стороны сестры, координировавший вербовку местного населения[19].
Осенью 1765 г. барон отправил в Россию более 180 семей. Согласно замыслу Борегарда, колонисты его вызова должны были основать ряд колоний, расположенных неподалеку друг от друга и образующих «Катариненлен». В 1766 г. возникли первые из колоний Катариненлена – Катариненштадт (Екатериненштадт, он же Баронск) и Борегард. В следующие два года были основаны Кано, Сузанненталь, Боаро, Филиппсфельд, Эрнестинендорф, Брокгаузен и др., всего 27 колоний. Весной 1766 г. барон снова в Петербурге, граф Орлов устраивает ему аудиенцию у императрицы, затем у канцлера Панина[20]. По-видимому, вызыватель Борегард сумел произвести благоприятное впечатление амбициозными планами устройства колоний Катариненлена и перспективами их развития. Одновременно стараниями его эмиссаров в Любек прибывали все новые и новые партии колонистов. Вполне вероятно, что барон сумел бы выполнить свои обязательства по контракту в полном объеме, но уже весной 1766 г. обстановка сильно изменилась.
Amsterdamsche courant, 12.06.1766
В 1766 г. только морским путем в Россию прибыло более 22500 человек, впятеро больше, чем в годом ранее. Трудности возникали всюду, начиная с Любека, куда стекалось подавляющее большинство завербованных. В городе уже не оставалось мест для размещения прибывающих. Санитарно-эпидимиологическая обстановка стремительно ухудшалась, негде было хоронить тех, кто умер, не дождавшись отправки в Россию. Трудности с фрахтом коммерческих судов привели к тому, что к перевозке колонистов пришлось подключить Балтийский флот[21].
Не меньшие трудности возникали при приеме колонистов в Ораниенбауме. Нехватка жилья привела к тому, что многих прибывших пришлось селить в палатках и шалашах. Болезни, привезенные переселенцами, продолжали свирепствовать уже на их новой родине. Особую опасность представляли оспа и дизентерия.[22] К приему столь большого количества колонистов не были готовы и на Волге, куда предполагалось отправить большинство из них. В будущих колониях не успели построить дома, были серьезные проблемы с нехваткой плотников, доставкой строевого леса, закупкой скота.
Вдобавок ко всему в Европе росло недовольство чересчур энергичной деятельностью вербовщиков. Российские послы при европейских дворах и резиденты просили как можно скорее прекратить вербовку колонистов. Канцелярия вынуждена была принять меры для прекращения набора колонистов, однако это невозможно было осуществить немедленно. С одной стороны, мешала инерция самого механизма вербовки. Невозможно было отказать в приеме тем, кто уже подписал договор, собрал пожитки и тронулся в путь. Контролировать же этот процесс при наличии средств связи, доступных в XVIII веке, было очень трудно. С другой стороны, вызыватели и их эмиссары не спешили выполнить требование о прекращении вербовки, ведь это лишало их источника дохода. Так, Борегард, обещавший лично отправиться в Гамбург в 1766 г. для прекращения вербовки, никуда не поехал и не препятствовал своим эмиссарам в их деятельности.
В конце концов, в ноябре 1766 г. было опубликовано утвержденное императрицей объявление о прекращении вызова колонистов. Мера эта преподносилась как временная, до тех пор, пока уже прибывшие в Россию колонисты не обустроят свое хозяйство.[23] К этому времени навигация прекратилась, четырьмя октябрьскими рейсами в Кронштадт были доставлены три десятка последних переселенцев 1766 года.[24] Таким образом, прекращение вызова относилось к следующему году. К этому моменту два вызывательских товарищества уже не рассматривались Канцелярией в качестве контрагентов по вербовке. Их основатели, оказавшиеся в России по доброй воле (Де Бофф) либо доставленные под арестом (Ле Руа и Прекур), в это время давали объяснения в своих проступках. Иная ситуация складывалась в отношении Борегарда. Кредит доверия барону со стороны Президента Канцелярии был еще велик, а контракт с ним истекал лишь в мае 1768 г., причем к концу 1766 г. Борегард поставил в Россию около двух тысяч семей и имел право на продолжение вербовки. В докладе императрице граф Григорий Орлов предлагал предусмотреть для Борегарда право на возобновление поставки колонистов позднее, не ограничивая его сроками, чтобы он смог поставить недостающее число семей. А сейчас возместить ему убытки, если он понес таковые.[25]
В это время Борегард находился в Петербурге. Барон стремился создать о себе благоприятное впечатление как о добропорядочном вызывателе, старающемся выполнять все условия контракта. Он непрестанно атаковал Канцелярию письмами и меморандумами, стараясь продвинуть собственные планы устройства колоний и обустройства колонистов и получить больше денег для реализации этих планов. 18 октября 1766 г. Борегард направляет меморандум из 11 пунктов, ниже приводим выдержки из этого послания в русском переводе[26].
«Поданным в Канцелярию мемориалом вызыватель колонистов барон Борегард представлял
1-е.
Сколь ему ни тягостно и ни убыточно медлительное обзаведение его колонистов, однако он учиненными Канцелярией по оному делу разпоряжениями доволен и просит токмо Канцелярию о том старание приложить, чтоб колонисты его будущею весною из зимных квартир до места их поселения ранее переведены были.
.................................................................................................................................................................
5-е.
Понеже ему необходимо надобно, смотря по нужде и удобности для каждои фамилии зделать предварительное расписание земли, то просит он Канцелярию ему изьяснить, сколько каждои фамилии щитая на каждую по 30 десятин определено ссудных денег на их домостроительство, дабы из того усмотреть, сколько по его плану каждой фамилии достанется ссудных денег.
Также просит о скорой резолюции, будет ли ему дана на построение домов некоторая сумма или Канцелярия сама о построении оных старание свое прилагать будет. Естли ему от времени до времени на строение домов дано будет столько денег, сколько построенные поныне в Саратове домы стоили, то обязуется он для своих колонистов строить каменные домы.
6-е.
Просит он назначить, сколько ему ныне в зачет определенной ему на учреждение собственного его домостроительства суммы заплачено будет, смотря по числу вызываемых им в прошедшем и в нынешнеи год в Россию фамилей, дабы он заблаговременно нужные распоряжения зделать и всякия к пользе колонии служащие вещи выписывать мог.
7-е.
Чтоб ему позволено было в Санкт Петербурге для квартирования оставшихся больных и выздоровевших колонистов нанять или купить собственнои дом, на покупку которого сумму из Канцелярии заблаговолено было в зачет надлежащих ему ссудных денег продавцу онаго дома отпустить, или же онои дом на щет его Борегарда купить, как Канцелярия сама благо разсудит, дабы он чрез то колонистов своих к работе принуждать и тем меньше ссудных денег из казны требовать мог. В оном же доме и приезжающие в будущем году колонисты его помещены быть могут, так что в Ораниенбауме комисара держать больше нужды не будет.
10-е.
Понеже Канцелярия соизволила апробовать предложение его о переводе в будущем году колонистов его в Кронштат, с тем чтоб ему по приезде каждого транспорта заплачено было, кроме определенного награждения, по 60 рублев за каждую фамилию, то всепокорнейше просит дать ему в том писменное уведение, с изьяснением при том оные деньги серебреною ли монетою или отчасти и медною заплачены будут, дабы он с корреспондентами своими по оному делу надлежащие меры принять мог.
11-е.
Наконец же просит позволить ему в будущем году отправить колонистов его прямо из Санкт Петербурга на место их поселения с тем, чтоб ему назначено было за каждую фамилию толикое число денег, коликое прежде сего за отправление каждой фамили вообще щиталось, а естли из онои суммы какое число в остатке будет, то обязуется он оное в Казну возвратить, так как он по прежде поданным им мемориалам и обязался в остальных деньгах из положенной вообще за каждой транспорт на известное время суммы отчет давать. И по тому ласкает себя надеждою, что недоплаченные ссудные деньги по приезду колонистов в зимния квартиры на заготовление инструментов и материалов отпущены будут, дабы им чрез наступающую зиму не проводить время в праздности. О чем Канцелярия благоволила б учинить как наискорее милостивую резолюцию, а при том уведомить его и о месте зимования отправленных им от времени до времени колонистов, дабы он находящихся у него офицеров его колонии для произведения в деиство вышеписанного намерения заблоговременно надлежащими инструкциями снабдить мог».
Борегард планировал ввести иерархию административных должностей: каждому шульцу подчинены 5 форштегеров, каждому форштегеру – 5 обществ по 8 фамилий в каждом. «Дать одной фамилии больше а другой меньше земли, учреждая из каждых восьми фамилий особливые общества, из которых пять составляют форштегерство, а каждое форштегерство находится в смотрении у одного шульца однако так, что один шульц имеет в своей команде пять форштегеров, которым роздать земли 12, 15, 18, 24, 25, 60, 65 до 75 десятин, смотря по большей или меньшей способности фамилии к исправлению хлебопашества».[27] Он предлагал строить дома по своим чертежам, причем размеры домов варьировали соответственно размерам земельных участков. Последние должны были выдаваться колонистам по «способности к исправлению хлебопашества», т.е. по возможности освоить ту либо иную территорию. В той же пропорции предлагал ссужать колонистов деньгами и инструментами, а для надежности возвращения ссудных денег ввести круговую поруку внутри форштегерств. Конечно, это чистой воды маниловщина. Подавляющее большинство колонистов его вызова, более пяти тысяч душ, прибыли в Казацкую (Покровскую) слободу в течение нескольких недель лета 1767 г. Не только каменных (!), но и деревянных домов в нужном количестве построено еще не было. Как тут определять «способности» разных фамилий, потерявших суммарно до 30% людей в разных отрядах по пути на Волгу?[28] Кто будет межевать им участки разной площади? Успеть бы пристроить людей до зимних холодов на какое-то жилье.
В ответе Канцелярии явственно звучит раздражение:
«1766 года ноября 29-го числа Канцелярия по поданному во оную от вызывателя колонистов барона де Борегарда мемориалу, состоящему в одиннадцати пунктах, о разных ево требованиях странных именно в приложенном при сем определении с того мемориале переводе ПРИКАЗАЛИ ему барону де Борегарду на оныя ево требования объявить следующее, а именно на
1-е
что Канцелярия гораздо большую имеет причину сожалеть о медленности в поселении и обзаведении колонистов вообще, нежели он барон Борегард. А на прозбу ево чтоб колонистов ево будущею весною ранее вывести из зимних квартир обещания зделать не может, затем что все они в таких местах вместе с другими находится будут, откуду сев на суда без всякого уже препятствия вниз по Волге поплывут и отправлены будут в одно время с коронными и за туже цену, которую и без того заплатить должно, однако же пред наступлением весны, естли усмотрит Канцелярия от сего особенного отправления какую либо выгоду, то тогда он Борегард и просить о том может, описав все подробности просимого им препровождения.
…………………………………………………………………………………………………………..................……..
На 5-е
точного положения ссудным деньгам не учинено, а производить оных велено было всегда в силу Манифеста и в ныне текущем году высочайшею Ея Императорского Величества [далее - Е.И.В., прим. авт.] конфирмациею паки подтверждено в таком разсуждении, что все надобныя для обзаведения колонистов вещи не всегда с равною удобностию и за одинаковую цену достать можно, а хотя для опыту и была назначена и выдана некоторым семействам известная сумма, кроме одного толко злоупотребления выданных денег и поводы еще к большим требованиям ничего лутчаго не последовало, представление же его барона Борегарда касательно до выдачи ему денег на построение колонистам ево домов принято быть может, но не прежде, пока Канцелярия о тех заготовляемых ныне к строению материалов достоверного известия не получит, почто оные и с построиного дворов казне обойдутся, и тогда то уже Канцелярия неприменет ево барона Борегарда пригласить для учинения с ним не только об построении колонистам ево одних домов, но и о совершенном их обзаведении особого договора, по примеру же построенных доныне в Саратове колонистам домов в разсуждени немалой разности оных как в расположении, так и в ценах, точного положения зделать не возможно.
На 6-е
разве на сие его прошение от Е.И.В. особливое высочайшее повеление последует, то количество суммы от оного же заплатить, а в протчем Канцелярия обязана держаться точнои силы заключенного контракта, в коем о сеи заимообразной вызывателям ссуде имянно выговорено, что произвесть оную не прежде, как по собрании всех людей на место поселения, следовательно и надлежало бы ему барону Борегарду ожидать сеи выдачи до тех пор, пока полнаго контрактованного числа колонистов на месте поселения не явится, но как напротив того обстоятельства востребовали дальнейшей набор колонистов отложить до удобнейшаго времяни, то по справедливости и не можно ему барону Борегарду отказать в сеи его прозбе, как скоро только колонисты его выехавшие уже действительно прибудут все на место поселения их, потому что помянутому отлагательству не он виною состоит, о каковой выдаче Канцелярия в свое время Е.И.В. посредством своего президента и представить неприменет, а ему Борегарду объявить, чтоб он заблаговременно приискивал надежных порук или подал в Канцелярия проэкт будущему своему домостроительству, для произведения коего помянутая ссуда ему обещана, дабы Канцелярия разсмотрев онои надлежащее распоряжение, сей выдаче учинить могла ибо по высочайшем Е.И.В. как общим, так и особенным Канцелярии данным указам и узаконениям должна оная того наблюдать, чтоб государственная казна при всех случаях обнадежена была наивернейшим образом, как то и при выдаче ему барону Борегарду наперед пятнадцати тысычь рублев на вызов колонистов поступлено.
На 7-е
в сей прозьбе отказать ему барону Борегарду, во всем объявя при том, что на покупку здесь в Санкт Петербурге дома казенных денег ему никогда и не под каким видом от Канцелярии выдано не было, затем что постоянным ево жилищем быть должно то место, где колонисты ево поселены будут.
..........................................................................................................................................................................
На 10-е
упоминаемое в сем 10ом артикуле предложение его, ежели б набор колонистов не отложен был до удобнейшаго времени, Канцелярия принять долженствовала б по силе сепаратных пунктов заключенного с ним контракта и выплачивать бы в таком случае обязана была кроме награждения до шестидесять рублев за каждую фамилею, когда бы от всех его колонистов представлены были в получении оных расписки, а не ровно по шестидесяти рублев за каждую семью без разбору, так как он барон Борегард и протчие вызыватели во всех своих мемориалах и письмах равно по 40ку рублев до Любека на каждую фамилию без разбору полагают, утверждая такое свое развратное толкование справедливым, и сие то самое изчисление и в ево барона Борегарда ращетах находится камнем претыкания, что ж касается до рода монеты, какою ему Канцелярия будущаго года за вывозимых колонистов платить станет, то о том из учиненного ему пред сим от Канцелярии объявлении о прекращении колонистских наборов уже известно, то есть не иною [сиречь медною – прим. авт.].
На 11-е
как его так и всех протчих колонистов намерена Канцелярия отправить по первому пути в те места, где прежде отправленные зимовать будут, а такого изчисления, как он барон Борегард себе представляет, учинить не можно, затем что как путь зимнеи с летним, так и бывшия препятствия с могущими последовать впредь сходны быть не могут и потому в особенном под его смотрением отправлении Канцелярия никакой выгоды не находит, а почему не перестает он Борегард и поныне ж твердить о недоплаченных ссудных деньгах колонистам, не смотря на многократной учиненныя ему от членов канцелярских объяснения, оному Канцелярия довольно надивиться не может и для сего объявить ему ныне письменно высочайшую Е.И.В. конфирмацию, воспоследовавшую на поднесенном от президента Канцелярии докладе сего 766 го года мая 12 дня, и при том дать знать, что точного положения как кормовым, так и ссудным деньгам никогда и учинено не было, по тои точно причине, что как цены всем для колонистов потребностям, так и самыя обстоятельства подвержены всегдашним переменам, следовательно выданное в 765ом году количество на каждую семью ссудных денег на одежду и обувь на нынешней год непременным правилом не служит, да и ему барону Борегарду обнадеживать в том колонистов своих письменно отнюдь и дозволено не было, а копии с учреждением тогдашних даны ему были единственно для показания, чтоб тем удобнее к выезду склонялись, а чтоб колонисты его не были в празности, то Канцелярия, усмотря возможность взыскания колонистам дела, о упражнении их общем старания приложить не оставит и давно уже намерение к тому принято, о местах же требования ево колонистов в свое время знать дать ему Борегарду неотменно надобно, что и препоручает канцелярия секретарю Нордстет с таким при том барону Борегарду напоминанием, чтоб даваемые офицерам своим инструкции всегда взносил прежде Канцелярии на опробацию для того, что Канцелярия из репортов канвойных офицеров неоднократно усматривала разныя, хотя и маловажныя, однакож со определениями ея несходственныя поступки его офицеров, а чтоб он барон Борегард о учиненнои на сей мемориал его канцелярской резолюции точно был известен и неведением отговариваться не мог, то дать ему со оного перевод за скрепою секретарскою а с него в получении изъять росписку»[29].
22 марта 1767 г., уже пакуя чемоданы, Борегард представляет Канцелярии очередные планы организации колоний, их хозяйственной жизни и организации труда, его интенсивного ведения, дабы получить максимальную пользу, благосостояние и скорейшую выплату долгов Короне. Кроме прочего:
– выпас скота общественными пастухами,
– необходимость найти способ оповещения, чтобы разрозненно живущих жителей округов и дисктриктов при пожарах, нападениях и т.п. защищать и помогать друг другу,
– предложение о перенятиии строительства домов с подчинением ему строителей и подрядчиков и экономии при этом до десяти процентов стоимости. И коль скоро Канцелярии будет угодно эти его планы поддержать, то не угодно ли будет выплатить его представителю, майору Монжу 10 руб. на фамилию на устройство колоний по этим планам. Обещает, что при подобной организации он будет стремиться хозяйствовать на своих землях настолько эффективно, что сможет быстро отплатить все авансы, при этом значительная часть денег пойдет также на общественные нужды и организацию колоний. И чтобы все гладко прошло, требует еще выплачивать майору Монжу по 500 р. ежемесячно в аванс.
План колонистской усадьбы по проекту Борегарда с домом и хозяйственными постройками
(РГАДА 283-1-56, л. 122)
Далее просит признать Медицинской коллегией квалификацию его медицинского персонала (лекарей и акушерок), которые выдержали экзамен и достойны окладов и коронных денег. Просит также Канцелярию о указе капитану Киндерману обозначить границы колонистской земли постановкой пирамид или столбов. Предлагает по мере увеличения населения колоний и их удаленности увеличить число пасторов и патеров в колониях до двадцати пяти по трем представленным конфессиям. Просит об отправке в Россию через Любек более 100 семей, подчеркивая, что те на его деньги присланы будут. И не разрешено ли будет им без таможенной пошлины привезти свои инструменты и материалы, а также ему лично его вещи, капиталы и вина на потребление в первый год. В заключение просит еще тысячу рублей на покрытие его расходов и пр.[30]. Как видим, любой проект сопровождается обещаниями знатных выгод в туманном будущем и просьбой о незамедлительной выплате денег.
Между тем, еще в августе 1766 г. Борегард обратился в Канцелярию с мемориалом о ссуде 5000 рублей «на собственное его домостроительство» в Катариненлене[31]. Просьба была удовлетворена. В действительности барон никаким «домостроительством» заниматься не собирался. Перспектива отправиться в Саратов «с протчими колонистами по первому пути» его не привлекала. Его целью было покинуть Россию навсегда, получив как можно больше денег под любым предлогом. Дело в том, что в 1766 и даже в 1767 году Канцелярия еще не могла свести с ним счеты ввиду отсутствия первичных бухгалтерских документов. Смерть переводчика Вихляева, осуществлявшего, в частности, расчеты и с Борегардом, чрезвычайно осложнила все бухгалтерские калькуляции. Борегард воспользовался этим обстоятельством весьма умело. Отсутствие же у себя на руках первичных документов (расписок) объяснял тем, что они находятся у его эмиссаров в Европе, продолжающих вербовку колонистов. Лишь впоследствии, когда эмиссары поочередно прибыли в Петербург, выяснилось, что расписок нет или их явно недостаточно. К этому времени барон уже был вне досягаемости.
В феврале 1767 г. Борегард с дозволения Президента Канцелярии подает императрице челобитную о выплате ему вознаграждения в размере 20000 рублей за уже поставленных колонистов. Он представляет дело таким образом, будто вынужден был на свои собственные средства отправить их в Россию, влез в долги, и теперь кредиторы грозят наложить секвестр на его замок в Брукхёйзене. По распоряжению императрицы Канцелярия выдает барону деньги, но половину суммы придерживает[32]. Борегард проявляет настойчивость. В апреле 1767 г. он приезжает в Тверь, где ожидалось прибытие поезда Екатерины II. Здесь он вновь припадет к стопам императрицы, после чего Канцелярия выдает ему оставшиеся 10000 рублей[33]. Одновременно Борегард хлопочет об отъезде, объясняя его необходимостью уладить домашние дела и этим же летом привезти в Россию семью[34]. В конце мая барон Борегард навсегда покидает Россию в обществе нескольких помощников[35]. До Волги он так и не добрался.
Письмо Борегарда от 15.07.1767 (РГАДА 283-1-56, л. 210)
В июле 1767 г. Борегард из Голландии обращается в Канцелярию с посланием, в котором просит разрешить отправку в Россию завербованных им ранее колонистов[36.] Они, утверждает Борегард, ожидают отправки с прошлого года, распродали свое имущество и находятся в полном отчаянии. Если не разрешить им отъезд в Россию, это произведет самое невыгодное впечатление о российском правительстве. К письму был приложен список из 612 фамилий, ожидающих якобы отъезда в Россию, и Борегард просил разрешения отправить хотя бы 100 лучших и нужнейших из них. Сразу вслед за этим Борегард пишет гамбургскому резиденту фон Гроссу и любекскому комиссару Лембке о предстоящей отправке 100 фамилий через Любек. Со своей стороны, Канцелярия объявила, «что хотя Канцелярия по силе учиненных многократно барону Борегарду наикрепчайшим подтверждении о невывозе в нынешнем году в Россию иностраннцов и не имеет причины в выше объявленном его прошении об отправлении ныне ста фамилий ему снисхождение оказывать, однако Канцелярия за благо рассудила позволить ему Борегарду из набранных для колонии его иностранцам еще нынешнеи осени отправить в Россию сто фамилеи по той только причине, что оные по объявлению ево Борегарда принести могут по особым своим искуствам государству знатную пользу и что они контракты с ним заключили действительно еще прошлого года летом»[37].
Канцелярия особенно была обеспокоена, чтобы отправлено было никак не более 100 фамилий, однако ее опасения были напрасны – барон отнюдь не располагал сотнями завербованных фамилий. При всем том фамилии из июльского списка Борегарда не сплошь «мертвые души». Список состоит из нескольких частей, отличающихся друг от друга некоторыми особенностями. Эти части составлены были разными эмиссарами, но в какое время, сказать трудно, может быть, задолго до лета 1767 г. В конце сентября любекский комиссар Лембке сообщает об отправке с шкипером Драгуном 137 борегардовских колонистов. 1 октября Канцелярии получает «известие о прибывших из Любека в Ораниенбаум вызову барона де Борегарда колонистов 137 человеках».[38] Таким образом, Борегард сумел отправить только 40 семей из заявленных 100 (Канцелярия сообщает о 40½ семьях исходя из установленной контрактом формулы подсчета фамилий). Из документов Канцелярии мы узнаем, что сверх того в 1767 г. еще 9¼ семей борегардовских колонистов было отправлено «прямо в Петербург», когда именно и каким транспортом – неизвестно[39]. В январе 1768 г. из Ораниенбаума на Волгу была отправлена партия из 189 человек; в их числе, помимо 137, прибывших в октябре 1767 г., могли быть и другие колонисты того же вызова[40]. Летом 1768 г. эмиссар Борегарда подполковник Монжу хлопотал об отправке через Любек остальных 60 из ранее разрешенных 100 фамилий, но получил отказ. Это не помешало Борегарду в июне 1768 г. отправить из Амстердама со шкипером Иолом Сибелсом 29 человек (7¾ фамилии).[41] Всего, таким образом, после официального окончания вызова Борегард отправил в Россию около 200 человек (56½ фамилий). Общее же число поставленных им колонистов составляет, согласно документам Канцелярии, 2101 ¾ фамилии или 6966 человек[42].
Тем временем Канцелярия сумела распутать клубок бухгалтерских хитросплетений и обнаружила малоутешительный итог: барон нанес казне ущерб в шестьдесят с лишним тысяч рублей. По крайней мере, таковы были подсчеты Канцелярии, обвинявшей вызывателя в фальсификации отчетных документов, завышении числа поставленных фамилий, расходов на их транспортировку и содержание. Более половины этой суммы приходится на завышенные транспортные расходы. Согласно контракту Борегард обязывался брать с Канцелярии не более 40 руб. за провоз одной фамилии до Любека или 60 руб. – до Петербурга. И хотя реальные затраты в большинстве случаев были значительно ниже, барон всегда выставлял счет на максимальную сумму.
Барон, со своей стороны, сочинил очередной меморандум, на сей раз из 100 пунктов. В нем он обвинял Канцелярию в проволочках при выдаче ему денег, в запоздалой отправке колонистов к местам поселения, в игнорировании его планов по оптимизации снабжения их деньгами и инструментами и пр. Он утверждал, что его задача – поставить нужное число колонистов, не выходя за указанные контрактом рамки накладных расходов. Если он где-то сэкономил на транспортных расходах, то где-то мог и проиграть, однако его риски Канцелярия учитывать не желает. Свою упущенную выгоду в совокупности с недоплаченными Канцелярией средствами он оценивал почти в девяносто тысяч рублей.
Канцелярия требовала от Борегарда прибытия в Петербург для окончательной сверки расчетов и выполнения его обязательств по контракту. Барон требовал сперва выплатить ему указанную в меморандуме сумму, без чего он-де никак не может завершить своих дел в Европе. Если же ему дадут деньги, то он согласен прибыть в Россию и защитить свое честное имя. Равномерно согласен он и продолжить вызов колонистов, теперь уже через Амстердам, поскольку эдиктом Римского Императора Иосифа II от 7 июля 1768 г. эмиграция была запрещена.
Приводим выдержки из доклада на Высочайшее Имя, представленного Президентом Канцелярии графом Г.Г. Орловым 2 апреля 1769 г.:
«Вашему ИМПЕРАТОРСКОМУ ВЕЛИЧЕСТВУ довольно известно, в какое пришли замешательство колонисткия дела прошлого 1766го года летом, а особливо по случаю несчастной смерти находившагося тогда в Гамбурге поверенного в делах переводчика Вихляева, но следствии произшедших от того замешательств за нескорым получением канцеляриею опекунства иностранных из Гамбурга производства колонистских дел вовсе были закрытым, так что и по получении оных прошлого года в исходе апреля месяца за неразобранием в подробность повеликои их запутанности неможно было канцелярии доити прежде до самои истинны об поступках вызывательских и о употребленных ими на колонистов издержках как в нынешнем году, чему наибольшею причиною была, как то по делам оказалось, ошибка покойного переводчика Вихляева, а отчасти и бывшего там министра Мусина-Пушкина, состоявшая в том что деньги вызывателям выдавал не по колонистовым распискам, как предписано было, но по одним только требованиям вызывательским, а со стороны вызывателей множество наделанных ими ухищрений корысти ради.
Ухищрения вызывателя барона де Борегарда, о поступках коего сим моим всеподданнейшим докладом ВАШЕ Императорское Величество обеспокоить принужденным себя нашел, закрыты были долее всех прочих вызывателей потому, что поступки его, сколько Канцелярия видеть могла, сходствовали по наружности более всех прочих вызывателей с постановленным с ним договором кроме неприсылки подробных колонистовых в полученных ими от него деньгах росписок ….
…………………………………………………………………………………………………………………………………
[Борегард – прим. авт.] незадолго пред получением канцеляриею из Гамбурга писменных дел, сведав уповательно, что оныя скоро присланы будут, сообщил Канцелярии из Петербурга в Москву мемориал, в котором представлял онои укорительно и с жалобою на ея несправедливость, коим образом в неприсылке из Гамбурга колониских дел он невиновен и от невыдачи ему из казны в силу ево контракта денег не только кредит ево в иностранных землях поврежден, убытки час от часу возрастают, но и честь его страждет по единои к нему от Канцелярии неблагосклонности, не взирая на его очевидное усердие, а сверх того приложил при том мемориале на высочайшее Вашего Императорскаго Величества имя прошение о выдаче ему обещанных на собственное его домостроительство ссудных денег для расплаты долгов ево, прописав прежде все объявленныя обстоятельства мнимои своей правости, почему я вскоре по полученному онаго ево мемориала и прошения Вашему Императорскому Величеству всеподданнейше словесно и докладывал.
На объявленное его Борегарда прошение Ваше Императорское Величество, снисходя в данном мне февраля 20го дня за подписанием собственныя Вашего Императорского Величества руки указе, высочайше повелеть соизволили выдать ему Борегарду десять тысяч рублев, почему вскоре все оныя деньги и выданы ему были, ибо десятью тысячами Борегард доволен не был, прося неотступно и других десяти тысяч рублей, из которои суммы однако же определено было вследствие представленных от него нужд подать ему росписание, сколько уделить он намерен на расходы в его колонии, чего однако же Борегард не исполнил, а вместо того, приехав в Тверь в исходе апреля прошлаго 767го года и дождавшись Вашего Императорского Величества в сей город прибытия, вновь подал прошение, чтоб из выданных ему по объявленному Вашего Императорского Величества высочайшему указу деньги в Саратов переводить его не принуждать, а выдать бы вновь поверенному ево майору Монжу только две тысычи рублев, уверяя что оные до приезда ево в колонию на тамошния нужды будет достаточно, а чтобы отпустить заграницу для приведения дел его в порядок, обязуясь приехать тем же летом с женою своею и со всем семейством обратно в Россию на всегдашнее в колонии его поселение. В доказательство о издержаннои им якобы на колонистов знатнои суммы собственных и заемных денег подал он мне копию с генерального щета полученным им самим и его поверенным в Гамбурге и в Любеке казенным денгам прося сличить ево с подлинником которои Канцелярия за два только дни пред отьездом Вашего императорского Величества из Москвы в Тверь получила и которои находившимся тогда при свите Вашего Императорского Величества советником Баскаковым взят был с прочими генеральными щетами с собою а подробныя оставлены в Канцелярии с таким секретарю приказанием, чтоб во время отсутствия судейскаго заготовил из них выписки.
Поданная Борегардом копия с подлинным щетом явилась точно сходна и полученных Борегардом и его поверенными денег оказалось по тому щету в сравнении числа вызванных им колонистов весьма немного, однако же неутверждаясь на сем одном щете, выписанном токмо из книг Гамбургскаго банкира Бауша, сумлевался я отпустить ево Борегарда за границу, пока по меньшей мере о выдачах ему денежных все известия собраны не будут, но как представил он Борегард полученное им из немецкой земли писмо, в коем уведомляем он был якобы от долгов нажитых им по делам колониским настояла опасность, чтоб не конфисковали недвижимого ево в Голандии имения, чем я убежден будучи и не имея по изобличению Борегарда в неправде никакого доказательства, принужден был доложить о прошении его Вашему Императорскому Величеству, которое ево прошение Ваше Императорское Величество всемилостивейше тогда выслушали и высочайше повелеть соизволили отпустить его в Голландию без всякого задержания, за каковую Вашего Императорского Величества милость барон де Борегард по наружности казался преисполнен благодарности и уверяя меня о продажи своих маетностей и скором своем возвращении со всем своим семейством, поехал в Петербург, а оттуда по получении пашпорта в Голландию».
Может показаться, что граф Григорий Григорьевич оказался несколько наивным в отношении Борегарда, которому явно покровительствовал. Оба раза в 1767 г. барон подавал челобитную императрице с дозволения графа, что гарантировало благоприятную резолюцию. Паспорта на выезд из России также были выданы по его ходатайству. По существу, граф обеспечил барону ретираду, да еще снабдил немалыми деньгами на дорогу. Был ли здесь только просчет или имели место иные причины, мы вряд ли узнаем. Но теперь Президенту Канцелярии ничего не остается, как обвинить Борегарда в коварстве и предложить аннулировать контракт:
«А сверх всех сих погрешностей по нижеследующим ложным представлениям и неустойкам во учиненных им Канцелярии особенных обещаниях его явился он Борегард и впредь ко исполнению обетов своих ненадежным и вовсе неимоверным а имянно:
1е. Ложно не только Канцелярии представил но и ВАШЕ Императорское Величество в поданным своем прошении ложно же уверить осмелился, якобы принужден он был на наборы колониския за невыдачею ему казенных денег употребить великую сумму из собственного своего капитала.
2е. Ложно также явилось показание ево о запасном наборе колонистов в зимнее время и о причинившихся ему от того будто бы великих убытках.
3е. Ложно и умышленно для одного только закрытия ухищрения своих жаловался на Канцелярию в ненаблюдении ею якобы договора, укоряя ея, что неправильно о поступках его сумневались и честность его тем оскорбляла.
4е. Наипаче же всего неизвинительна та его ложь, помощию которой испросил он себе чрез меня отпуск у ВАШЕГО Императорского Величества в Голландию уверя что будто за долги по колониским делам им нажитыя намерены заимодавцы его под секвестр взять принадлежащия ему в Голландии маятности.
5е. Ни единаго из учиненных канцелярии особенных обещаний не исполнил, потому что сам для прекращения наборов в 1766 году не ездил и в самом деле оныя до самой глубокой осени не прекратились, подробных колонистовых росписок по обещанию своему не прислал и сам с фамилиею своею, невзирая на данное свое ВАШЕМУ Императорскому Величеству слово, доныне не возвратился, никаких доказательств, кроме неправых выкладок о причинившихся будто бы ему убытках от прекращения наборов, не прислал, и, наконец, дав господину министру Воронцову на последнеи учиненнои ему позыв обещание чрез шесть недель из Голландии выехать и возвратиться в Россию и подписав притом самое объявление своею рукою, не только обещания сего не исполнил, пропустя срочное время приезда своего, но еще и вновь в канцелярию 20го ноября мемориал прислать не устыдился, требуя неправильно от оныя выдачи знатной суммы денег, якобы по силе его контракта ему принадлежащих, невзирая на все описанныя выше сего несходныя ево ни контрактом, ни здоровою совестию поступки, которыя Канцелярия ко уничтожению с ним контракта весьма достаточными уже почитала.
………………………………………………………………………………………………………………………………..
Итак, не соизволите ли, ВСЕМИЛОСТИВЕЙШАЯ ГОСУДАРЫНЯ, Высочайше указать
1е Вызывателя Борегарда за все вышеобъявленные учиненные им подлоги и присвоение себе чрез оныя неправедным образом знатной суммы казенных денег, лиша всех прав и выгод обещанных ему договором, контракт с ним заключеннои вовсе уничтожить и повелеть Коллегии иностранных дел приложить старание о взыскании с него всей похищенной им коварным образом суммы состоящей в шестидесят однои тысяче девятистах девяти рублях восмидесяти копейках трех четвертях чрез находящагося ВАШЕГО Императорского Величества в Голландии министра, объявя наперед тамошнему правительству
о причинах, побудивших Канцелярию к такому требованию, а сверх того и публику о коварных сего человека поступках чрез газеты уведомить, в случая же таком, когда с Борегарда помянутого взыскания зачем либо учинить будет не можно, то по необходимости взыскать чрез находящагося ныне в Гамбурге министра хотя только данныя ему в задаток пятнатцать тысяч рублев с поручителевых наследников, потому что сам поручитель Гамбурской купец Бауш умер…»[43].
Резолюцией императрицы по докладу графа Орлова Борегарду давался полугодовой срок для приезда в Россию. В случае отказа следовало ликвидировать контракт и принять меры к взысканию с Борегарда долга перед казной. Весной 1769 г. посланник в Гааге Мусин-Пушкин, будучи проездом в Утрехтской провинции, приглашал к себе Борегарда, но тот был якобы в отъезде и через жену просил сообщить ему о причине вызова. В июне к Борегарду был командирован переводчик Олденкоп. Он вручил барону письмо с требованием прибыть в Россию и получил роспись барона в его получении.[44] Борегард обещал прибыть, но, разумеется, в Россию не поехал. В начале января 1770 г. было принято решении о ликвидации контракта с ним и принятии мер для взыскании денег с его поручителей. Кроме того, был наложен секвестр на товары, ввезенные Борегардом и находившиеся на сохранении у купца Реикеса[45].
Однако до более решительных действий дело не дошло. Коллегия иностранных дел не спешила войти с представлением к голландскому правительству. Объявление о прегрешениях Борегарда, подготовленное для публикации в Санкт-Петербургских ведомостях и в иностранных газетах, так и не было опубликовано. Возможно, этому не благоприятствовала внешнеполитическая обстановка. Россия вела войну с Османской империей, и война эта требовала много средств. Правительство Екатерины II впервые в истории государства российского вынуждено было обратиться с просьбой о многомиллионных займах к голландским банкирам, вряд ли в такой обстановке стоило сводить мелкие счеты с голландским подданным. С другой стороны, открытое преследование бывшего контрагента могло повредить будущим планам колонизации, от которых Россия не собиралась отказываться.
Подводя итог под российской эпопеей барона Борегарда, заметим, что он не только скомпрометировал своих покровителей в России - Якова Штелина и графа Орлова - но и бросил на произвол судьбы своих сотрудников (эмиссаров, колонных офицеров, медиков и др.), оставив их без средств к существованию и в двусмысленном положении относительно российских властей, которые никаких обязательств по отношению к ним не имели. С соизволения императрицы Канцелярия вошла в бедственное положение офицеров, частично удовлетворив их просьбы о выплате жалования, которое задолжал им Борегард. Им позволено было оставаться в тех же должностях с тем же окладом, кроме того, им были обещаны земельные владения в наследственное пользование[46].
Голландия
Для самого же барона российское предприятие оказалось удачным. Если расчеты Канцелярии верны, то Борегард присвоил себе около шестидесяти двух тысяч рублей (почти полторы сотни тысяч гульденов) - и это не считая честно заработанных им денег. Замок Брукхёйзен был спасен от продажи. Более того, из документов голландских архивов следует, что в 1768-1769 гг. барон активно приобретал земельные участки, купил дом в Вейк-бей-Дюрстеде (Wijk-bij-Durstede)[47].
Дом Борегарда «Амстелвейк» в Вейк-бей-Дюрстеде (фото 50-х гг. XX в.)[48]
Но затем деньги были потрачены, появились долги, имение было заложено. В начале 1780-х гг. барон жаловался Петру Яковлевичу Штелину (сыну Я.Я. Штелина), что покойный Баскаков[49], разорвавший-де с ним контракт, был причиной его теперешнего бедственного положения: барон не мог получить в кредит на амстердамской бирже жалких ста гульденов.[50] Но нам история с разрывом контракта известна достаточно хорошо… Точно ли положение барона было столь бедственным, судить сложно. Во всяком случае, в 1784 г. он не пожалел денег на издание типографским способом памфлета, адресованного членам Штатов сиречь правительству провинции Утрехт.
Титульный лист памфлета
Прошение от 23 июня 1784 года, адресованное членам Штатов провинции Утрехт, от имени барона де Кано де Борегарда, рыцаря Большого креста Ордена Бранденбургского Красного орла, владельца поместья Брукхёйзен, в связи с оскорблением действием, совершённым на территории его собственного поместья человеком по имени Аалберт Веенхоф, называющим себя «егерем», впоследствии известным как член охотничьего общества этой провинции.
Суть дела вкратце: в августе 1782 года, прогуливаясь по аллее замкового парка, барон встретил постороннего с кремнёвым ружьём и собакой и, подойдя к нему, потребовал покинуть частную территорию. Посторонний ответил, что барон ему «не указ» и что он продолжит «идти, куда шёл». После обмена несколькими репликами нарушитель разразился бранью, взвёл курок своего ружья и направил его барону в грудь. Барон не отступил, вынудил нарушителя опустить оружие, и тот, получив тростью, всё-таки повернул назад, попутно грозя вернуться на то же место и «кое-чему научить» хозяина поместья. При этом он назвался егерем графа Атлоне. Жалобы барона, адресованные графу, а затем лесничему, ландмаршалу и генеральному прокурору, остались без последствий. В феврале 1784 г. барон отправил письменное прошение в провинциальные Штаты, но желаемого результата не достиг. В итоге барон Борегард издал свой протест в форме памфлета и, надо думать, принял меры к его широкому распространению. Какими были последствия этого демарша, мы не знаем. Для нас некоторой новостью оказывается, что барон стал кавалером Большого креста [высший знак ордена – прим. авт.] Ордена Бранденбургского Красного орла. Когда, кем и за какие заслуги он был удостоин столь высокой чести, история умалчивает. Впрочем, это не единственное украшение славного имени барона. В долговой расписке, датированной 13 октября 1777 г., барон именует себя помимо известных титулов еще и Шефом Швейцарского Легиона в Поселении Катариненлен Государыни Императрицы Всея Руси (Hoh wohlgeborene Herr Jaime Philippe Ernest Baron de Caneau de Beauregard Heer von Brockhausen Ritter des Großes Kreuzes von den Roten Adlerorden, Chef von einem Legion der Schweizer in der Etablisementen Catharinen Lehen unter der Herscherin und Ihro Kayserliche Mayestät aller Russen etc. etc.). Похоже, что правдивостью наш барон не уступал барону Мюнхгаузену. Долги однако же росли. В 1789 г. барон Борегард вынужден был передать барону Геккерену[51] в погашение долга в 20000 гульденов земельные участки в районе Леерзума и в других местах.
Расскажем немного о семейных делах Борегарда. Сын барона умер в 1770 г., дочь пережила родителей. В 1776 г. она вышла замуж за Франсуа Луи Боде де Морле (Francois Louis Beaudet de Morlet), брак венчал каноник Корнелис Ян ван Неллестейн (Cornelis Jan van Nellesteijn). В 1777 г. у барона родилась внучка Иоганна Эрнестина (Johanna Ernestina), в 1783 г. – внук Карл Филипп Генрих Август (Carel Philippus Hendrik Augustus). Исходя из анализа духовного родства (кумовства), свидетельства о котором можно найти в метрических записях о крещении детей и внуков барона Борегарда, Фред Гаасбейк полагает, что де Морле были в родстве с бароном по линии его матери. Еще одна интересная деталь: крестной внучки Борегарда оказалась его старшая сестра Мари Анна де Кано де Борегард, по мужу де Мотте (Maria Anna Caneau de Beauregard). Так что, как минимум двое детей Жака Филиппа Кано, прево города Зульц, прибавили к своему имени «де Борегард».
Жена барона Сюзанна скончалась 24 июля 1791 г. Дочь Эрнестина унаследовала Брукхёйзен, но за ее отцом по-прежнему осталось право распоряжения имуществом. В последний раз он воспользовался этим правом 12 января 1793 г., продав Брукхёйзен со всеми землями и пр. за 118000 гульденов канонику ван Неллестейну.[52] Завершали сделку 18 марта уже его наследники, Эрнестина с мужем: в период между этими датами барона не стало. Точнее определить дату кончины барона не удалось - церковные книги погребений Леерзума за период с июля 1792 г. по январь 1796 г. не сохранились. Впрочем, барон де Кано де Борегард мог быть похоронен и в другом месте.
Возвращаясь к началу нашего исследования, можно заключить, что ничего сомнительного в биографии барона Борегарда нами не обнаружено. Француз по происхождению, уроженец Эльзаса, обер-офицер швейцарского полка, служивший в Брабанте, владелец (по крайней мере, супруг владелицы) поместья с замком в провинции Утрехт Голландской республики – все, что перечисляет Писаревский, было правдой. Мало кто из вызывателей мог похвастаться столь безупречным прошлым. Если же нам покажутся сомнительными в нравственном отношении те или иные его поступки, то вспомним, что сии претензии можно предъявить многим из тех, чьи имена упомянуты выше, не исключая весьма высоких особ.
* * *
В заключение хотим поблагодарить тех, кто своим энтузиазмом и бескорыстной помощью помог нам найти ответы на главные вопросы нашего исследования. Помимо упомянутых выше Геральдины Хувенаарс (Geraldine Hoevenaars), Фреда Гаасбейка (Fred Gaasbeek), Бертрана Рисаше (Bertrand Risacher), Кристиана Вольффа (Christian Wolff) и Катрин Галлиат (Catherine Galliath), это участники интернет-форума BHIC с никами Anton, Bram, Helena, Lisette Kuijper, Max, Maurice и Norah. Большое спасибо всем – heel erg bedankt – merci beaucoup!
Москва, 14 июня 2018 г.
[1] Канцелярия опекунства иностранных при Сенате, учреждена 22.07.1793; Президент – граф Г.Г. Орлов. О ее роли в колонизационном проекте, о вызывателях и пр. можно прочитать, например, здесь: http://www.rauschenbach.ru/ru/istoriya-kolonizacionnyh-meropriyatiy-v-ro...
[2] Правильно было бы – Борегар, но в документах Канцелярии и в русскоязычной литературе обычно писали «Борегард».
[3] Писаревский Г. Из истории иностранной колонизации в России в XVIII в. – М.: 1909, с. 104-105.
[4] РГАДА 283-1-56. О заключении контракта с бароном Борегардом о вызове ему в Россию на поселение колонистов и о разных его Борегарда о сем деле происшествиях. - 414 л.
[5] BHIC - Брабантский Исторический Информационный Центр (https://www.bhic.nl/het-geheugen-van-brabant).
[6] https://ru.wikipedia.org/wiki/История_Эльзаса
[7] http://www.alsace-histoire.org/fr/notices-netdba/caneau-jacques.html
[8] http://www.alsace-histoire.org/fr/notices-netdba/caneau-jacques-philippe...
[9] Gasser A. Le livre d’or de la ville de Soultz en Haute-Alsace, 1909, p. 183.
[10] http://forum.wolgadeutsche.net/viewtopic.php?f=4&t=894&p=114945#p114945
[11] В документах, касающихся Сюзанны и ее предков, встречаются разные варианты фамилии – Helly, Helie, Helis, Helies.
[12] В документе написано «Любах де Кано», но это описка.
[13] Histoire de l'Académie royale des sciences, Tome 2. – 1763, p. 53.
[14]Taxandria XXXVIII, 1931, p. 46.
[15] Hetutrechtsarchief, 34-4 Notarissen in de stad Utrecht 1590-1905, inventarisnummer 0715U237a003.
[16] РГАДА 283-1-56, л. 1.
[17] Karl Stählin. Aus den Papieren Jacob von Stählins: Ein biographischer Beitrag zur deutsch-russischen Kulturgeschichte des 18. Jahrhunderts. - Berlin: Oscar Brandstetter, 1926. - S. 333.
[18] РГАДА 283-1-16. Дело о вызове иностранных колонистов в Россию и о заключении контрактов с иностранными фабрикантами на устройство в России предприятий для производства часов, предметов галантереи, шелка, табака и др., лл. 73-74об.
[19] Walter Kirchner. Emigration to Russia. - The American Historical Review, Vol. 55, No. 3 (Apr., 1950), pp. 555-556 .
[20] Amsterdamsche courant, № 70 от 12.06.1766.
[21] Идт А., Раушенбах Г. Переселение немецких колонистов в Россию в 1766 г. . – М.-СПб: Нестор-История, 2015, с. 22.
[22] Там же, сс. 63-64.
[23] ПСЗРИ, XVII, № 12793.
[24] Идт А., Раушенбах Г. Указ. соч., с. 35.
[25] Писаревский Г. Указ. соч., с. 170.
[26] РГАДА 283-1-56, лл. 74-76. Для краткости вместо «Канцелярия опекунства иностранных» пишем просто Канцелярия; пунктуация наша.
[27] Там же, лл. 85-89.
[28] Идт А., Раушенбах Г. Указ соч., с. 113.
[29] РГАДА 283-1-56, лл. 80-84.
[30] Там же, лл. 85-89.
[31] Там же, л. 62.
[32]Там же, л. 141.
[33] Оба транша были выданы настойчивому просителю медной монетой, по весу 20 тонн. Увезти с собой такую сумму даже серебряной монетой было бы невозможно, барон менял деньги на векселя, теряя на обмене 3%.
[34] РГАДА 283-1-56, л. 156.
[35] Там же, л. 183.
[36] Там же, лл. 210-225.
[37] Там же, л. 238.
[38] РГАДА 283-1-120. Журнал исходящих бумаг экспедиции и Канцелярии за 1767 г., л. 223об.
[39] РГАДА 283-1-56, л. 355.
[40] РГАДА 283-1-136. Журнал входящих бумаг экспедиции за 1768 г., л. 8.
[41] РГАДА 283-1-56, л. 280.
[42] Там же, л. 355.
[43] Там же, лл. 369-381.
[44] Там же, л. 393-395.
[45] Там же, л. 396.
[46] Там же, лл. 389-391.
[47] Gaasbeek F. Wijkenaren op de wereldkaart. - Het Kromme-Rijngebied, 43-3 (2009), p. 65.
[48] Gaasbeek F. Ibid, p. 64.
[49] Коллежский советник В.Г. Баскаков, вице-президент Канцелярии.
[50] Karl Stählin. Ibid, S. 335.
[51] Это не тот голландский посланник в России Геккерен (1837 г.), печально известный нам как приемный отец Дантеса. Между прочим, Дантес остаток жизни провел в Зульце.
[52] Reg. Hist. Centr. Zuidoost Utrecht. Nadere Toegang op inv. nr 515 uit het archief van de Dorpsgerechten 1515-1811 (64), p. 5.
Послесловие
Сейчас не так уж легко вспомнить, с чего все это началось. Может быть, с того апрельского дня 2013 года, когда я впервые пришел в РГАДА и заказал дело 56 в слабой надежде найти хоть какие-нибудь косвенные сведения о моем предке (согласно семейной легенде он был в услужении у барона). Может быть, гораздо раньше, в далеком сибирском детстве, когда отец рассказывал мне историю Немповолжья, упоминая и барона Борегара. Он мне запомнился.
Когда мы с Андреасом шаг за шагом продвигались в глубь архивных дел, натыкаясь там и сям на барона, ореол его загадочности понемногу тускнел, сменяясь постепенно проявляющимся, как на старых переводных картинках, обликом незаурядного, энергичного и предприимчивого авантюриста - не в обидном смысле слова, а по существу вопроса. Он был вполне сыном своего времени, история сохранила для нас немало подобных портретов. Aventure, Abenteuer - приключение, если переводить кратко. Буквально за пару лет до того, как барон Борегар(д) затеял свою авантюру, в России увенчалась успехом авантюра куда большего масштаба. Неудивительно, что главным ее героям наш барон был поначалу симпатичен.
Досадно было, что нити, ведущие к этому человеку, обрывались. Вот он появляется в 1764 г. со своим проектом, не покладая рук трудится над его осуществлением, затем в 1767 г. исчезает из России - и все. Что было раньше, что сталось с ним позже - неизвестно.
В 2014 г. я наткнулся на родословное древо Amerongen, оказалось, что барон восседает на одной из его ветвей. Там же приведено было много интересных ссылок на архивные документы, относящиеся к 1750 - 1804 гг. К сожалению, модератор этой страницы на сайте Geni на мое письмо не ответила. В интернете нашлись также статьи о поместье Брукхёйзен, о трех поколениях замков в этом поместье (гравюра в статье дает представление о втором поколении). Осенью 2015 г. Виктор Пфляум на форуме Wolgadeutsche сообщил интересные сведения, относящиеся к швейцарскому периоду жизни некоего Жака Филиппа Кано, возможного будущего барона Б. И хотя источники этих сведений так и не были раскрыты, у нас не было оснований относиться к ним с недоверием. Итак, полотно картины обогащалось новыми и новыми мазками, но главного - начала и конца биографии героя по-прежнему не хватало.
Мы пытались рыться в материалах голландских архивов (разумеется, онлайн), выходили на различные французские сайты, пробовали искать в Швейцарии. Увы, без большого толка: французским и голландским языками мы не владеем, а переводить Гуглом строчку за строчкой терпения и времени не хватало. Хотя на замечательных по информативности сайтах голландских архивов можно, кликнув мышкой, получить в прекрасном качестве сканы документов далеких веков (никакой особой регистрации, абсолютно бесплатно и без ограничений по времени и количеству запросов!), надо же еще и прочитать эти каракули. Даже Андреас, не знающий равных в расшифровке древней письменности, был в затруднительном положении - ввиду незнакомства с голландским и французским.
В конце концов нас просто досада взяла: ну не соломинка же этот барон, не иголка в стоге сена! Концы должны найтись. Известно, что время - деньги, но бывает и наоборот, иногда за деньги можно выиграть во времени. Мы подумали так: попробуем найти в Голландии профессионального генеалога и оплатим поиск даты кончины Борегарда. А из записи о погребении узнаем его возраст, там уж будет легче искать его корни. Написали объявление типа "ищу человека", разместили его кое-где в инете. Безрезультатно. Наконец наткнулись на форум BHIC и постучались туда с просьбой найти профессионала, который не за бесплатно нам поможет. Результат превзошел самые смелые наши ожидания. Нет, нам никто так и не нашел платного специалиста, вместо этого нам помогли совершенно бесплатно и в таком объеме, о котором мы не мечтали! Десять дней подряд мы только успевали отвечать на сообщения на форуме BHIC и на письма, которые посыпались в электронные почтовые ящики. Сканы документов, их расшифровка и перевод на английский (иногда и на немецкий), ссылки на литературу и копии этой самой литературы - словно море хлынуло, прорвав плотину. Ровно через 10 дней мы знали, что барон де Кано де Борегард скончался в Голландии между серединой января и серединой марта 1793 г. Точнее не получилось из-за отсутствия церковных книг на этот год, да нам точнее и не требовалось.
Но теперь поиски в Голландии уже не могли дать принципиально новой информации. Судя по французскому имени барона, следовало искать его во Франции. Здесь замечательный форум BHIC уже не мог нам помочь, хотя Геральдина Хувенаарс сопутствовала нам и во Франции. Как искать во французском интернете, не зная французского языка? На английском там говорят разве что на коммерческих сайтах, бизнес не знает предрассудков. Но если прямо сейчас в Гугле набрать Caneau, то на какой-то странице поиска вас ждет вот такой результат: http://www.alsace-histoire.org/fr/notic ... lippe.html. Заметьте, это Зульц в Эльзасе, а по информации В. Пфляума "швейцарский" Жак Филипп Кано родом оттуда. С этого момента было уже проще. Правда, никаких архивных документов о семье Кано в открытом доступе мы не нашли, тут немного не та ситуация, что в Голландии. Были написаны письма во все известные историко-археологические общества Эльзаса (помог Гугл-переводчик), в муниципальный архив Зульца. Решающий ответ пришел именно из архива - архивист Катрин Галлиот лично и совершенно бесплатно разыскала записи о рождении всех детей Жака Филиппа Кано-старшего (из-за плохого состояния документы не были оцифрованы) и прислала результат.
Подводя итог, скажу одно: огромное спасибо всем, кто прямо либо косвенно помог нам в этих поисках. Помощь их была бескорыстной, поэтому и результаты наших поисков должны быть доступны всем без ограничений.
Москва, 15 июня 2018 г. Георгий Раушенбах