Записки В.Э. Раушенбаха

Валентин Эдуардович Раушенбах (1907 – 1991)

 

ЗАПИСКИ

zapiski_w.jpg

 

От издателя

Предлагаемый текст является сокращенным вариантом записей мемуарно-генеалогического характера, подготовленных моим отцом для детей и внуков в 80-ые годы прошлого века. Публикация изначально не предполагалась. При подготовке к публикации на нашем сайте мною внесены некоторые исправления и пояснения (выделены в тексте курсивом), опущены отдельные фрагменты биографического характера, не относящиеся непосредственно к истории рода. Для уточнения генеалогической информации рекомендую обратиться к разделу Фамильное дерево и к статье «Карл Фридрих Раушенбах и его потомки в России». Там же можно ознакомиться с биографией автора «Записок».

Георгий Раушенбах

Москва, 23.02.2013

 

 

Придя к власти 26 июня 1762 г. вследствие дворцового переворота, совершенного гвардией во главе с Григорием и Алексеем Орловыми, 34 летняя императрица Екатерина II (бывшая принцесса София самого маленького в Германии княжества Ангальт-Цербтского) задумалась над заселением огромных  пустынных  пространств на Волге и 4 декабря 1762 года издала манифест, призывавший эмигрантов из европейских стран к переселению в Россию. Однако он не имел почти никакого отклика, т.к. в Европе шла еще семилетняя война и манифест вообще не был разрекламирован. Поэтому 22/7 1763 последовал второй подобный манифест, где лучше были разъяснены льготы колонистам ("вечное" освобождение от воинской повинности; освобождение от налогов в селе на 30 лет и в  городе на 10; обеспечение каждой семьи 2 лошадьми, коровой и строительным материалом; самоуправление колоний; суточные на время переезда; нераспространение крепостного права на переселенцев и т.п.) и который печатали в Зап. Европе в течение 3-х лет, пока германский император Иосиф II не запретил эмиграцию в Россию, также как князь Цербтский (брат Екатерины) и герцог Гессенский Людвиг, назвавший все это мероприятие "безумно храбрым и  необдуманным" (Надо сказать, что за 100 лет до этих событий начался выезд немцев в Северную Америку и продолжался параллельно с эмиграцией в Россию, и позже. Многие немцы из России переехали в США в 70ые годы 19 века после того, как в России было отменено "вечное" освобождение немцев от воинской повинности. О масштабах переселения в обе страны можно судить по следующим цифрам: в 70ых годах 20столетия в США числилось 50 миллионов граждан немецкого происхождения, а у нас всего 2 миллиона).

И все же первая партия колонистов, 103 семьи, состоящая из шведов, датчан, финнов и немцев из Северной Германии и представлявшая собой "отбросы общества", приехала в 1764 г. в Россию под руководством капитана Пайкуля и корнета Ребиндера (предка будущего академика) и основала около Саратова на горе немецкую колонию, будущие улицы города Немецкую (главную улицу Саратова) и Никольскую (Радищева).

Правительство Екатерины II заключало договора с вербовщиками об организации ими колонн эмигрантов в Россию, на Волгу. Особенно известными были швейцарцы: Давид Рапин, приведший 1000 человек из немецкой Швейцарии, Отто фон Монжу и шевалье Канно де Борегар (договор на 4000 семей, из них 3 тысячи швейцарцев; фактически привел 1 тысячу немецких и 1 тысячу швейцарских семей на то место, где сейчас находится г.Маркс). По семейному преданию наш предок был конюхом у этого барона (по иным сведениям барон Борегар был голландского, а не швейцарского происхождения). Наиболее интенсивная эмиграция из наиболее разоренных войной областей Германии (Гессен, Рейнская область, Пфальц) была в 1765-67 годах, когда в Россию переселилось 8000 семей, около 27000 человек, основавших на Волге 102 "материнские" колонии,  из которых самые первые были Антон, Шиллинг, Галка и Добринка (основанная в 1764 г.), все на горной стороне. Из этих 102 колоний было 33 католических и 68 протестантских; 56 на луговой стороне и 45 на горной. Среди жителей горной стороны было много ремесленников. В конце 19 - начале 20 веков, когда число колоний стало больше - 170 и началась нехватка земли, многие немцы с Волги переселились на Алтай и в Омскую область, где они сейчас процветают. На Алтае, вокруг Славгорода, их насчитывают 125000. (По переписи 1979 года немцы в СССР расселены следующим образом: около 1 миллиона в Казахстане, около 800 тысяч в Сибири и на Алтае и около 100 тысяч в других местах; около 100 тысяч переехали в Западную Германию к своим родным).

Переселение на Волгу считается первой волной массовой эмиграции немцев из Германии в Россию. Затем были: вторая волна в царствование Александра I (20ые годы 19 века)- Одесская губерния, Волынь, Бессарабия, Грузия; третья - при Александре III в 70ые годы - главным образом Крым. Если причины переселения первой волны были главным образом экономические (основная масса из Центральной Германии), то переселенцы второй и третьей волн эмигрировали по религиозным причинам из Вюртемберга (швабы)  и Западной Пруссии (платтдейч); т.е. гернгутеры с юга и меннониты с севера.Поэтому до сих пор старое поколение немцев в быту употребляет диалекты: швабский, платтдейч и гессенский (средне-германский). При первой волне русское правительство разрешало въезд всем, лишь бы заселить пустые земли. Поэтому вместе с крестьянами ехали люмпен-пролетарии,  а с другой стороны авантюристы, как офицер фон Платен, граф Doenhoff и др. При втором и третьем потоках нужно было представить характеристику о своем  поведении и иметь имущественный ценз в 300 рублей, т.е. в России они получали только землю и некоторые налоговые льготы.

Без сомнения, больше всего бед и несчастий пришлось вынести волжским немцам от диких кочевников,  сурового климата, нечестных чиновников Канцелярии по делам колонистов в  Саратове. Об этом имеется большая литература, изданная немецкими авторами. Особенно трагична была гибель 15 августа 1776 года колонии Мариенталь на луговой стороне от казахов-разбойников. В экономическом отношении расцвет волжских колоний начался после 1815г. До этих пор колонисты расплачивались за разные ссуды; например, в 1782 году их долг государству равнялся полутора миллионам рублей.

Но вернемся к нашим предкам. 26 июня 1766г. в евангелической  церкви г. Рослау  на Эльбе, княжество Ангальт-Дессау,  были обвенчаны отъезжающие в Россию в партии из 800 человек Карл-Фридрих Раушенбах (год и место рождения, а также род занятий неизвестны) и София-Фридерика Груне из г. Kleutsch около Дессау (Poelnitz) в Саксен-Ангальте. Какие-то неизвестные нам обстоятельства заставили в течение июня обвенчаться 100 человек. Эта София Груне, наша пра-пра...бабка была членом семьи Генриха Груне из Клеча (около Дессау), который там пас гусей и жил, как официально сказано, на милостыню от общины. У него было 6 детей и причины, побудившие его выехать  в Россию, вполне понятны. То, что именно из такой семьи Карл выбрал себе жену, указывает на то, что он был или совсем разорившийся во время войны крестьянин,  или обыкновенный люмпен.    

Немцы ехали на Волгу в течение года следующими маршрутами: Рослау (пункт  сбора) – пешком до Любека (по Эльбе) - Кронштадт (Балтийским морем; один корабль потонул) - Ораниенбаум (здесь их встретила царица и обратилась с речью на их и ее родном языке). Отсюда указанные выше 27 тысяч немцев отправились тремя путями, но, так как часть из них основала у Петербурга 10 колоний (Колпино, Ней-Саратовка, Стрельна и др.), часть обосновалась около Белой Вежи в Черниговской губернии (6 колоний) и в Воронежской губернии (4), то на Волгу их прибыло около 25000. Некоторые, не выдержав тягостей жизни, воспользовались правом свободного выезда в течение 10 лет, но почти никто не добрался до родины, т.к. русского языка они не знали, провожатых и охрану им не давали, и многие гибли от рук бандитов. Так, на одном из  волжских  островов  были  сразу  зарезаны татарами 18 немцев-возвращенцев.    

Три пути из  Петербурга на Волгу следующие:

- 1) Новгород - Тверь - Москва - Рязань - Пенза - Петровск (зимовка) - Саратов, т.е. путь сухопутный;

- 2) начало такое же, зимовка в Коломне и водой  до Саратова, т.е. наполовину водный;

- 3) водный путь до Саратова с зимовкой в Торжке, Твери и Костроме (частями).

(Интересно отметить,  что переселенцы второго и третьего потока ехали  с юга Германии по Дунаю и Черному морю до южных гаваней России, а с севера Германии из Данцига до Риги и оттуда по железной дороге или по грунтовым дорогам).    

Прибыв в июле на Волгу, партия барона Борегара, у которого, как сказано, был в конюхах наш предок, основала ряд колоний, названных  или в честь начальников колонн (Баронск, впоследствии Катариненштадт, Кано, Борегар, Нидермонжу, Обермонжу) или в честь царицы и ее фаворитов (Орловское, в 12 км. к северу от Баронска на Волге, в устье реки Малый Караман; одним из основателей  и жителем этой колонии в числе 284 немцев был наш предок с женой).

Благодаря врожденному трудолюбию, добросовестности и организационному таланту удалось даже не "первосортным" поселенцам наладить свою жизнь и их потомки жили много  лучше, чем окружающее  их население. Естественно, что это отразилось на росте немецкого населения на Волге: 1775г.  -  23154  чел., 1798 ( официальная перепись) -около 28 тысяч; 1816 - увеличение на 55% ; 1834 - увеличение на 78%; 1850 - на 51%; 1857 - на 21%; 1868 - 250000, т.е. в 10 раз больше, чем прибыло 100 лет назад. К сожалению, в 1926г. население немецких колоний уменьшилось в 2 раза по сравнению с 1912г. (гражданская война, голод 1921г. и проч.). В 1918 г. была организована Автономная республика немцев Поволжья, которая просуществовала 23 года; в августе 1941 года в связи с началом войны с Германией, она была ликвидирована и немцы выселены за Урал, где уже более 4О лет живут среди местного населения. Правда, для них издаются газеты,  ведутся радиопередачи, открыт разъездный театр в г. Темиртау, в ряде школ ведется обучение родному немецкому языку по желанию родителей,  но это плохо помогает сохранению прежних традиций и прежде всего языка. Так,  по  переписи 1979г. 40% немцев указало, что их родной язык русский (по переписи 1968г. таких было 25%). Эта тенденция растет, что доказывает  провал  набора юношей-немцев в студию-вуз им. Щепкина при Малом театре для подготовки будущих актеров  немецкого театра.

Дальнейшее описание рода Раушенбах излагается на основе рассказов: а) моего отца, который, к счастью, один из 12 братьев и сестер был хранителем семейных традиций (жалею, что многое не записал при его жизни),  б) других старших родных и знакомых и  в) письменных данных Иоганны Карловны Раушенбах (г. Кемерово), супруги Якова Яковлевича Раушенбаха, пропавшего в 1937 г. (в ветви Раушенбахов, происходящей от Якова, был обычай давать одному из сыновей это имя, так что муж И.К.Р. был Яков VI).

I поколение в России:  сын иммигранта Карл (?) (наш прямой  предок) был работником на ветряной мельнице в Орловском и, женившись на дочери хозяина, стал владельцем мельницы (первым российским Раушенбахом стал Иоганн Готфрид, сын первопоселенца Карла Фридриха).

II поколение:  его сын (Иоганн Якоб), внук иммигранта (к сожалению, его имя мне неизвестно)   переехал в Баронск (Катариненштадт, Марксштадт, теперь г. Маркс), приписался к общине, получил земельный надел, стал крестьянствовать и попутно открыл мелкую торговлю. О судьбе мельницы ничего неизвестно. Имя и фамилия жены его мне неизвестны.  Умер в средних летах, ударившись головой о верхнюю перекладину ворот,  когда ехал верхом (предание!). Характеризуя  дух и образ действий этого рода,  надо сказать,что будучи крестьянами и имея положенные им наделы,  многие из них имели  предпринимательскую  жилку и не довольствовались только обработкой земли.

III поколение:  Иоганн (Иоганн Людвиг). Помимо обработки земли скупал зерно и водил  обозы в Москву. Хорошо знал русский язык. 30 лет умер от простуды,  провалившись в марте в реку на обратном пути  из Москвы. Жена его - Кристина Мюллер (Кристина Мария Миллер/Müller), брат которой, Федор (Фридрих) Яковлевич, женатый на Амалии Вормсбехер, бездетный, очень зажиточный (торговля  зерном и землей),  жил в селе Балаково на Волге (бывшая Самарская губерния,  100 км от Баронска);  он предложил сестре с ее единственным 12-летним сыном Александром переехать к нему. Связь с колониями была ослаблена.

Иоганн Людвиг имел 2х братьев:

  1. Карл (Иоганн Карл); имел сына Фридриха (врач в Саратове), умер бездетным;
  2. Фридрих  (Иоганн Фридрих); имел 2х сыновей – Андрея и Николая. У последнего был сын Фридрих; умер, кажется, до II мировой войны. У Андрея – дочь Вера (в замужестве Дизендорф); рано умерла.

IV поколение: Александр (Иоганн Александр). Вероятно, у своего дяди Федора (см. выше) он учился торговле зерном и транспортировке его в морские гавани, т.к. с ранних лет начал работать приказчиком (теперь скажем “заготовителем”) по скупке зерна у купца-миллионера Зворыкина. (У Веры Михайловны Моргулис училась в Царскосельской  гимназии  его (Зворыкина) внучка Зоя,  будущая профессор, мой коллега по кафедре методики института им.М.Тореза Зоя Михайловна Цветкова - вот как тесен мир!). Дед мой был человек флегматичный,  исполнительный и добросовестный,  болезненный (умер 54 лет),  о честности  которого ходили  легенды. Сам  Зворыкин доверял ему сотни тысяч рублей без всяких расписок и за его верную службу подарил ему в Балаково большой дом с садом, в котором (в доме) могла поместиться огромная семья деда: родители, мать деда и 12 детей. Я видел  этот  дом,  когда во время НЭПа ездил в село Журавлиху (20 км. от Балаково на реке Иргизе) работать конторщиком на паровую мельницу,  возвращенную временно моему отцу и его компаньону, тамошнему крестьянину Солдатову. Дед женился на своей троюродной сестре Лидии Константиновне Штаф (Анне Лидии Штаф) из зажиточной крестьянской семьи колонии Катариненштадт. Она была человек волевой, энергичный, с живым и властным характером, которая вела все хозяйство, командовала мужем и воспитывала 12 (было 13, один мальчик умер маленьким – по воспоминаниям моей тети Татьяны Эдуардовны, ему было около 2 лет)  детей. Семья была дружная, дети - воспитанные, честные, уважавшие своих родителей. Почти не существовало у них проблемы “отцов и детей”. Бабушка Лидия очень любила меня, единственного внука и продолжателя рода; второй внук (двоюродный брат В.Э.Р., Виктор Михайлович Раушенбах), младше меня, убитый на войне 1941-1945, был далек от бабушки и всей ее семьи; я видел его раза два в жизни.

Я хорошо помню бабушку и ее большой гостеприимный  дом  с небольшим  садом,  где  цвели розы и бил фонтан;  до революции “Mutter”, как ее звали ее дети и их мужья и жены, очень любила собирать  всю родню по праздникам.  К ней приезжали и дети ее, живущие вне Саратова.  Помню ее и после революции  в  скромной квартирке на 2ом этаже покосившегося деревянного дома. Уже будучи в почтенных летах (она скончалась 75 лет) (ум. 20.11.1926 в Саратове),  она без устали работала  дома и ее утешением были церковь и молитвы.  Часто я приходил по воскресеньям к ней и мы отправлялись в церковь, она - опираясь на мою руку. Я тоже любил бывать в церкви, слушать орган и пение всех прихожан.  Наши походы из-за дальности расстояния  были  долгими  и  не спеша велась беседа бабушки с внуком. Мы похоронили ее, когда мне было 19 лет. Никогда в жизни не забудешь таких людей!

Федор Яковлевич Миллер, брат матери моего деда Александра, умирая (вероятно, в 1889 или 1890 г.), разделил свое имущество между сестрой и  женой. Первая получила 3.000 десятин земли в степи,  а это для многочисленной, стесненной в средствах семьи (мой отец Эдуард, например, обучаясь в Казанской  гимназии, получал на карманные расходы 1 рубль в месяц) было невиданным богатством. В связи с плохим здоровьем деда пришлось отцу моему и его старшему брату оставить гимназию в Казани (Эдуард поступил в 5-й класс 2-й Казанской гимназии в августе 1888 г.; вышел из 3-й Казанской гимназии после 6-го класса в мае 1890 г.) и заняться “имением”. Их старанием, особенно Эдуарда, был на целине построен большой хутор со всеми службами, разведен сад, вырыт пруд. После смерти деда, когда семья жила уже в Саратове в собственном доме, братья и сестры потребовали против воли моего отца продать “имение”, которое он так любил и в которое вложил много сил. Оно было продано татарам, которые стали там разводить лошадей, а вырученные деньги поделены.

Несколько слово братьях и сестрах моего отца, т.е. о. V поколении.

Все они  отличались  исключительной честностью и добросовестностью, верностью слова и солидарностью. Были очень дружны между собой. Среди них не было выдающихся талантов, чтение было любимым занятием только одного Вольдемара, который был также способным музыкантом. По характеру это были люди спокойные, даже флегматичные, в своего отца; только Эдуард пошел в мать и был наиболее предприимчивым. Все сестры (5) вышли замуж за немцев, наиболее счастливо и покойно прожили свои жизни Конкордия (замужем за профессором Геммерлингом) и Лидия (замужем за Эрнстом). Сестра Матильда потеряла своего мужа (брата профессора  Геммерлинга) в 1921 г. и ей пришлось бы худо с двумя детьми,  моими друзьями детства, если бы не солидарность и помощь родных. Элеонора (в замужестве Бауэр) осталась бездетной, после смерти мужа в начале 20ых годов пошла в экономки к брату Михаилу, затем к чужим людям, а после второй войны я нашел ее в деревне Новосибирской области,  где она буквально  умирала  от недоедания и тяжелой жизни, и мы прожили с ней в Сибири и в Москве 13 лет.

 Жизнь самой старшей из 12 детей семьи Раушенбах, Ольги, была, пожалуй, самой несчастливой. После очень короткого и неудачного брака с А. Калерт, она долгие годы жила с сыном у своей Mutter, бабушки моей Лидии;  после революции с середины 20ых годов с семьей старшего брата Николая; пережила самоубийство первой жены сына,  красавицы и умницы Милицы Лик, его второй брак на малообразованной женщине, и вместе с сыном во время второй мировой войны попала сперва в Томск, затем в  Новосибирск, где я случайно встретился с ее сыном Шурой, моим самым старшим кузеном. Жили они там в подвале, среди десятков людей, одиноких и семейных, в вечном гвалте и шуме. В таких условиях тетя Оля там умерла. С Шурой мы прожили в этом городе 3 года, встречаясь почти ежедневно; я оценил его золотое сердце и все блестящие качества его души.

Из 7 сыновей в начале первой войны в молодых  годах  умер сын  Александр,  человек одинокий и болезненный, занимавшийся коммерцией. Я смутно помню его. Из 6 остальных братьев старший, Николай, был женат на немке Елене Андреевне Крафт, моей крестной матери.  В этой семье лишь глава ее умер естественной смертью;  обе его дочери скончались от туберкулеза, оставив по двое детей, а их мать, Е.А.Крафт, с которой я жил в Москве в одной квартире с 1939 г., была 64 лет в январе 1942 г. расстреляна как немецкая шпионка - при обыске у нее нашли старую  записную книжку с фамилиями ее немецких знакомых, когда она жила в Германии до 1905 г.

Третий по старшинству брат (второй был Эдуард, мой отец, о нем позже) Вольдемар,  стоял как-то особняком среди своих братьев и сестер, то ли вследствие своей застенчивости, вызванной  постоянной  материальной зависимостью от своих родных, то ли по причине странного поведения своей жены, не вписывавшейся в традиции патриархальной семьи Mutter. Дядя Володя был добрый, честный, довольно бесхарактерный человек, очень непрактичный,  романтик по натуре. За что бы он ни брался, все валилось из рук, приносило только убыток. Очень молодым, не имея образования, он женился по страстной любви на хорошенькой и веселой польке Касе (Екатерине Александровне) Бонковской и имел трех дочерей:  Аню,  Галю, Лиду. Мы  жили с ними в одном дворе и я их хорошо помню; теперь жива только младшая, а Галя,  самая красивая и любимая мною в детстве, бросилась под поезд в Мытищах; она была замужем, но не имела детей. В теперешнее время дядя Володя был бы ученым - после  его  смерти  от тифа в 1921 г. в Сочи (47 лет) родные с удивлением узнали из некролога, что он является автором научных работ Саратовской биологической станции, а ведь он был самоучка! Его работы до сих пор можно найти в каталоге Ленинской библиотеки.

Оба следующие брата, Павел и Михаил, кончили друг за другом бывшую Петровскую сельскохозяйственную  академию, оба стали агрономами,  но Михаил стал практиком, а Павел остался при академии и стал впоследствии профессором по кафедре кормления сельскохозяйственных  животных. Они оба и сестра Лидия дожили до глубокой старости (Лидия и Михаил до 92 лет, Павел до 80 лет, Элеонора тоже умерла 81 года!). Оба брата были противоположностью друг другу: насколько Павел был черств и себялюбив, настолько Михаил был добрым и задушевным человеком. Павел путем подлога и отказа от матери благополучно пережил вторую войну в Москве и умер здесь. Михаил с женой попал в Казахстан и остался одиноким на старости лет, потеряв на войне сына, а в Казахстане всю жизнь любимую им жену Надежду. Чтобы скрасить его одиночество и доставить ему какую-то радость, дать понять, что он не забыт, потому что в моем детстве он был добр к нам с сестрой, я дважды гостил у него. Также и Шура с дочкой навестили его. Жил он в маленькой, холодной избушке с земляным полом, сам копался в огороде, держал кур и до 80 лет корову, сам ремонтировал домик и расчищал дорожки в снегу. Все его племянники старались чем-то помочь ему,  посылали посылки, а я однажды послал ему синтетическую елку с игрушками - вот была радость ему и ребятишкам из деревни, которых он пригласил на эту невидаль.

Судьба младшего сына Виктора была необычайной. Баловень матери (здесь “Mutter” уступил ее здравый смысл), ленивый и неспособный от природы, он не получил образования и не имел никакой профессии, а жил на проценты с капитала, доставшегося ему после продажи имения. Он имел несчастье жениться на красивой актрисе Саратовского драмтеатра Оксане ...?  и имел от нее дочь Марину, несколько моложе меня, но, поскольку мы жили в одном дворе (там же жила и семья дяди Володи), мы играли  вместе. В начале революции, когда царские деньги стали ничем, тетя Оксана перетащила семью в Москву и, убедившись, что ее супруг ничего не может и не умеет, оставила его и стала женой очень известного в кругах ИТР деятеля. Дядю Витю пригрела, а потом и женила на себе жившая в этом же доме тетка Оксаны из обедневшего рода князей Оболенских, на 15 лет старше его, сотрудница театра  “Ромэн”,  сама полуцыганка Елизавета Александровна. С ней дядя Витя бедно, но счастливо прожил много лет в особняке рядом с садом “Эрмитаж”. Этот особняк с садом был подарен правительством профессору-венерологу Кремлевской  больницы,  жена которого  была подругой Елизаветы Александровны по институту благородных девиц; две комнаты с отдельным входом были выделены этой бездетной парой дяде Вите с его пожилой женой.  Мы с отцом с удовольствием ходили в этот приветливый и радушный дом, нам нравилась стремительная и энергичная Елизавета Александровна с ее горящими черными глазами, ее игра на гитаре, ее гордая аристократическая сущность. С ней мы посещали некоторых знаменитых цыганок из старого хора “Яра”, например, Красавину, и мне очень нравилась за этим, некогда знаменитым рестораном, тихая улочка “Цыганский уголок”, ныне исчезнувшая. Она, действительно, шла каким-то углом и ее обитателями были бывшие цыгане “Яра”. У Елизаветы Александровны я познакомился с  некоторыми представителями старой аристократии, графом Бобринским, князем Мещерским и др.,  приезжавшими из Можайска, где им разрешено было жить, которые обучали артистов московских театров манерам,  обычаям и правилам поведения высшего света. Не понимаю до сих пор,  за что так преследовали этих скромных, интеллигентных людей,  многие из которых при царе были беднее церковных крыс. Конец вышеназванной пары был трагичен. Во вторую мировую войну они были высланы в Казахстан, где очень бедствовали. От помощи дяди Павла они отказались, так как знали, что она, как всегда, будет сопровождаться бесконечной письменной моралью, что и было на самом деле. Кончилось тем, что дядя Витя похитил 3 килограмма зерна из охраняемого им амбара, был осужден  и  умер  в тюрьме, а Елизавета Александровна умерла от голода и старости вскоре после этого.

От этой старой гвардии (22 человека отцов и матерей)  осталось на сей день 7 потомков (Раушенбах - 3, Эрнст - 2, Геммерлинг - 2) в Москве, Ленинграде, Горьком, Новосибирске и Челябинске. Изредка мы видимся, переписываемся, стараемся не терять друг друга. Но как это далеко от тесной дружбы наших отцов! А наши дети еле-еле знают своих двоюродных братьев и сестер, не то что троюродных. И лишь у двоих из этих 7 по 2 детей, из них мужского пола у Раушенбах - 1,  Эрнст - 1,  Геммерлинг - 2.

V поколение:  Эдуард, мой отец (08.01.1873 –15.12.1937). По характеру своему это был человек жизнерадостный,  в меру добрый, имел предпринимательскую жилку; в то же время он был педантичный и  экономный, отличный семьянин, горячо любящий своих детей, которые платили ему тем же. Как все его братья и сестры был он благороден, ненавидел самую маленькую нечестность и ложь и из-за этих качеств погиб в 1937 г. при сталинском терроре 64 лет от роду. Он был реабилитирован в пятидесятых годах, я получил даже лживое свидетельство о его смерти в 1943 г., якобы от саркомы, хотя все мы отлично  знали, что заключенные массами гибли в неотапливаемых товарных вагонах при транспортировке их зимой.  Так погиб  мой горячо любимый отец, который оказал на меня огромное влияние своим жизненным примером. За 7 лет первой мировой и гражданской войны он не получил даже царапины,  хотя рядом с ним были убиты 3 полковых командира. Он дослужился до чина штабс-капитана (в различных документах упоминается в июне 1916 подпоручиком, в феврале 1917 - штабс-капитаном), был в первой мировой войне все время адъютантом, имел за храбрость “Анну” и “Станислава” с мечами, а в организованной в 1918 г. Немреспублике  был сотрудником “Комиссии по борьбе с дезертирством”. Он не закончил гимназию,  не очень увлекался чтением и поэтому не обладал широтой взглядов, но воспитанные и врожденные жизненные принципы делали его много  выше других.  Пожалуй, самой  непривлекательной его чертой была несдержанность, вспыльчивость, но она проявлялась редко и он любил тихую семейную жизнь. Зная, как трудно не иметь специальность, он не жалел при его мизерной зарплате помощника бухгалтера маслобойного завода в Саратове тратить на образование его двоих детей любые средства: техникум, курсы иноязыков, частные уроки музыки.

После ликвидации  хутора он прошел в Москве бухгалтерские курсы и стал работать бухгалтером табачной фабрики в Саратове, принадлежавшей его троюродному брату Кондратию Штафу. Но его мечтой всегда было сельское хозяйство и поэтому он скупал у своих братьев их наделы в Баронске (хотя никто из них никогда крестьянством не занимался, но они были приписаны к общине этой колонии, и имели право на наделы), всего 35-40 десятин, и мечтал после 1-й войны осесть в степи хуторянином. Кроме того, у него было 7 дес. огорода на речке Три Сестренки около г.Камышина, пай на паровой мельнице на р.Иргиз и пай дома угол Провиантской и Константиновской улиц в Саратове, в котором жили мы и еще семьи двух его братьев, остальные 3 квартиры сдавались внаем, причем в одной была школа пения, а в другой - пансион для девиц-гимназисток из других городов. В общем, наше существование было безбедным. Дважды мой отец был в Германии: первый раз в Берлине холостым и слушал лекции по химии в университете; второй раз в Саксонской Швейцарии во время свадебного путешествия (вероятно, в 1906 г.).  Он восхищался культурой и порядком в этой стране и лишь слабое знание языка остановило его от переселения всей семьей в Германию в 1920 году.

Мой отец страстно любил природу, что передал и мне. Он был хорошим охотником, любил спорт и танцы. Помню его в начале 1-й войны на парадах, где им, как отличным наездником, восхищались зрители, а ему было уже за 40!  Как живой стоит он в моей памяти,  особенно наше последнее свидание летом 1937 года, когда он провожал меня в Москву (он очень радовался моим успехам в аспирантуре): передо мной стоял на перроне просто одетый старик с палочкой, а из светло-голубых глаз, пристально смотрящих на меня (как будто знал, что видит меня в последний раз), струились потоки той же любви, которую я много раз чувствовал в детстве. Мне было 11 лет, когда мы с ним вдвоем переехали в Баронск,  вместе там ходили на охоту и любовались природой.

В 1904 году он, как вольноопределяющийся (ему был уже 31 год) был произведен в прапорщики и направлен в гарнизон г. Сарыкамыш (теперь Турция).  Здесь на танцах он познакомился с младшей дочерью вдовы капитана местного гарнизона,  жившей со своей семьей в скромном домике, Ниной Николаевной Леоновой, моей будущей матерью, старше которой был на 12 лет. Она была удивительно женственная, живая и красивая девушка, очень добрая и отзывчивая. Характер ее был, правда, не очень уравновешенный и поэтому нам, детям, иногда доставались подзатыльники. Моя мать мужественнее, чем отец, перенесла все невзгоды революции, быстро приспособилась к полукрестьянской жизни в колониях и затем не погнушалась, ради спасения своей семьи, в течение трех лет торговать с лотка на рынке парфюмерией. Этим самопожертвованием она вызвала восхищение и уважение всех, кто ее знал, а я и сестра должны вечно благодарить ее за это.

Ее мать, моя бабушка Юлия Ивановна, была дочь небогатого калужского купца Куренина (Куретина?),  а отец, капитан Леонов Николай Иванович, умер, когда матери моей было 3 года, и все дети (4) воспитывались на казенный счет. Его дочь Нина блестяще училась в Тифлисской гимназии, получая премии и похвальные листы. Одной из ее ближайших подруг по гимназии была персидская принцесса династии Каджар, которую сверг будущий шах Пехлеви, и которой царь дал пристанище на Кавказе. Моя мать вела с ней переписку долго после замужества и я хорошо помню портрет этой принцессы с печальными большими глазами.

Мои родители имели не 12 и даже не 4 детей, а только двух: меня и сестру Татьяну, моложе меня на полтора года. Сестра - математик, давно на пенсии, имеет дочь и внучку.

Июль 1983 г.

 

 

Заметки из летописи рода Раушенбах в России

 

1. Как было сказано в первой части этой  рукописи, второе (или  первое?)  поколение  этого рода в Росии (по крайней мере это были два брата) покинули родную колонию “Орловскую” и  переселились за 8 км в Баронск (Екатериненштадт) на Волгу, ближе к основному торговому пути.  Произошло это в первых двух десятилетиях 19 века и именно там, в Баронске (ныне г.Маркс), в течение многих лет происходило размножение нашего рода. Первым отпрыском его,  покинувшим родные места, был мой дед Александр, который со своей матерью (вдовой) в 60-х годах (ок. 1859) прошлого века переехал 12 лет в село Балаково на Волге и затем  основал  саратовскую ветвь Раушенбахов. Несколько позже  обосновался в Саратове врач Фридрих Карлович Раушенбах,  двоюродный брат моего деда, и, следовательно, двоюродный дядя моего отца. Он не оставил потомства. В конце прошлого века сын богатого, но потом разорившегося Якова Яковлевича Раушенбаха от первого брака Виктор, после своего трехлетнего обучения в Германии, остался в Петербурге, и, таким образом, основал петербургскую ветвь нашего рода.

До революции Раушенбахи в основном жили в Екатериненштадте. Приехав туда в связи с мобилизацией моего отца в Немецкую автономную область, я знал там 5 семей Раушенбахов: зажиточных Николая Федоровича, Андрея Федоровича (потомки Иоганна Гейнриха); семью, где были мои сверстники Женя и Толя и их мать Фрида Петровна (потомки Иоганна Фридриха);  другую семью, где были дети Эдгар и Ванда (потомки Иоганна Карла). Среднего достатка - семья трубача Раушенбаха  из городского оркестра с единственной дочерью Эммой. Кроме этих, мне знакомых, там должны были жить многочисленные потомки Я.Я.Раушенбаха (его 7 сыновей) и, возможно, другие “Бахи”. Все они были старше меня.

До революции  1917  г.  фамилию  “Раушенбах”  можно  было встретить в Москве (дядя Павел),  Саратове (потомки Александра и Лидии и врач Фридрих Карлович), Петербурге (1 семья) в Баронске (основная масса представителей этой фамилии). После 2-й мировой войны география расселения этой фамилии очень расширилась в связи с переселением немцев на восток. Мне известны на 1986 год: Москва (5 семей), Алма-Ата (1),  Новосибирск (2), Кемеровская обл. (2 или более?), Тульская обл. (1)...

2. Нельзя умолчать о позорном событии,  связанном с родом Раушенбах. Об этом факте сообщает  историк  немцев  в  России Готтлиб  Бауэр  из колонии Stahl в своей книге “Geschichte der deutchen Ansiedler an der Wolga”, Saratow, 1908.

В конце 70-х годов XIX века на землях  колоний  на  Волге случился   сильный   недород.  Особенно  пострадала  колония Mannheim. Чтобы избежать голода, нужно было на зиму закупить продовольствие  и община этой колонии решила сдать в аренду на 12 лет 800 десятин пахотной земли. Некие братья Раушенбах (мой дед не был, слава Богу, среди них, т.к. 1) он был беден, и 2) жил в Балаково), воспользовавшись этим бедствием, согласились взять  в аренду эту землю по 72 копейки в год за десятину (!), тогда как в обычное время аренда десятины  стоила  10-12  руб. Следовательно,  эти  братья положили в карман около 100 000 р. прибыли. Сделка выгодная, но позорная!

3. Теперь речь пойдет о семье и судьбе самого богатого и значительного, пожалуй, среди  Раушенбахов в Баронске, о Я.Я.Раушенбахе (1838-1912). От первого брака на Беате Файдель, происходящей  из  очень  богатой и влиятельной семьи, он имел трех детей:  Фридриха, Флору и Виктора. Первому Я.Я.Р. еще при своей  жизни  поручил  вести дела своей фирмы и он довел ее до разорения,  так что старику пришлось умереть в бедности, получая помощь от своих детей. Разорив фирму, Фридрих переехал в г. Вольск и там произошла трагедия, по-видимому единственная в нашем роду: желая как-то поправить свои дела, он заставил свою 18-летнюю дочь Доротею выйти замуж за богатого, но нелюбимого человека. Наутро после первой брачной ночи Тея застрелилась из охотничьего ружья. Такова была печальная судьба внучки Я.Я.Р. Сын Фридриха Яковлевича  Эвальд  стал уголовником,  вором и погиб в тюрьме. Второй сын, Герберт, в 1930 г.переехал из Баронска в Самарканд и там его след затерялся. Сам Фридрих, старший сын Я.Я., неудачник, переехал в середине 20-х годов опять в Баронск и там вскоре умер. Дочь Я.Я. Флора вышла замуж за германского подданного, переехала с ним до I мировой войны в Германию и судьбу ее я  не знаю (Флора вышла замуж за колониста Николауса Штафа, они вместе уехали в Германию). Виктор 17 лет был послан  своим отцом Я.Я. на 3 года в Германию учиться кожевенному ремеслу и на обратном пути на родину остался в Петербурге по совету и благодаря помощи своего дяди по матери,  который, вероятно, понимал, что в семье Я.Я. его племянника ждет нелегкая жизнь. Так возникла петербургская ветвь Раушенбахов. Виктор Яковлевич Раушенбах (1870-1930) был отцом академика, специалиста по космическим аппаратам, Бориса Викторовича Раушенбаха (1915-2001). Яков Яковлевич женился вторым браком на своей работнице Амалии Триппель и имел от нее дочь и шесть сыновей, из которых трое старших погибли в 1937 г., один умер после войны в Бурятии одиноким человеком, а о судьбе двух остальных, живших в Ленинграде и не общавшихся почему-то со своим сводным братом Виктором,  и судьбе их потомков мне ничего не известно.

* * *

Несколько слов о родне  нашей  прапра….бабки  Софии-Фредерике Груне (родство между Софией Фредерикой и семьей эмигрантов Груне является предположением автора, доказательств найти не удалось; по прибытии в Россию контактов между потомками Раушенбахов и Груне не обнаружено). Нижеследующие строчки  написаны со слов друга нашей семьи В.Тр-на, который в июне-июле 1987 г. провел свой отпуск в ГДР и по собственной инициативе посетил быв. деревню Kleutsch (Клёйч) около г. Дессау, откуда С.-Ф. Груне с братом (?) и его семьей выехала в 1766 г. в Россию,  предварительно 26.06.1766 г. выйдя замуж за моего пра...деда Карла-Фридриха Раушенбаха.

В данное время Kleutsch является небольшим сельским  пригородом г.Дессау; во второй половине 18 века это была деревня без собственного прихода в 5 км. от столицы княжества Анхальт-Дессау, г. Дессау, на границе с княжеством Анхальт-Цербт. До сих пор местность в этих местах мало изменилась: невысокие, пологие холмы, покрытые лесами с полянами между ними. Kleutsch расположен на берегу притока Эльбы р.Мульде, ко торая раньше являлась границей между Цербтом и Дессау; она часто меняла свое русло и этим давала повод для пограничных раздоров.

 В данное время в 700-800 метрах по прямой от самой деревни (пригорода) на опушке леса и 4 км по автобусной дороге находится группа домов (9), которая с испокон веков называется "Schwarzer Stamm" по черному стволу дерева, в которое ударила молния. Здесь  и жила семья Груне и отсюда выехала в Россию. Местные жители рассказывают, что там недавно снесли два очень старых дома, которые, вероятно, относятся к 18 веку; возможно,  что в одном из них жила Груне.

Ближайшая церковь от Kleutsch находится в 5 км в поселке Mildensee; Frau Pastorin Schneider рассказала, что сейчас жители Kleutsch'a перестраивают коровник под  лютеранскую церковь. Ни в Дессау, ни в Kleutsch, ни в Mildensee никто не слыхал фамилию Груне. Однако лесничий из "Schwarzer Stamm" (там теперь находится лесничество) сообщил, что на деревообделочном комбинате в Ораниенбауме около Дессау работает некий Груне. Сам лесничий, г-н Hain, ежедневно ездит на работу в г. Рослау.

Москва, 1987