Долгий путь к Православию

Георгий Раушенбах

27 марта 2016 г. исполняется 15 лет со дня смерти одного из известнейших ученых ХХ века – Бориса Викторовича Раушенбаха. Б.В. Раушенбах был одним из самых известных не только России, но и всему миру сынов исчезающего на наших глазах народа российских немцев. Более того, он был одним из крупнейших ученых 20-го века в мировом масштабе, причем не только в одной, ограниченной рамками научной специализации, области знания. Сын своего народа, он прошел через общие для большинства советских немцев лишения, чудом не погиб в лагере Трудармии, после войны полулегально добрался до Москвы и благодаря заступничеству известных ученых, оценивших его способности еще до войны, смог устроиться на работу. Прошел какой-то десяток лет – и мир впервые увидел фотографию обратной стороны Луны, о которой до того высказано было немало гипотез. Этот снимок был непосредственным результатом работы коллектива под руководством Б.В. Раушенбаха: будущий академик отвечал за обеспечение устойчивости и правильной ориентации космической станции «Луна-3», как, впрочем, и за решение подобных задач во всех последующих исторических достижениях советской космонавтики – от первых космических зондов и гагаринского «Востока» до пилотируемой станции «Мир».  В более поздние годы широкую известность приобрели труды Б.В. Раушенбаха в таких далеких от космонавтики и от точных наук областях, как искусствоведение и история религии, он опубликовал также ряд ярких публицистических работ по различным вопросам современности.

О нем, о его жизни написано много, но далеко не все. Есть события, о которых известно мало, а то, что известно – не всегда достоверно.

Ниже мы расскажем о некоторых обстоятельствах последних лет жизни Бориса Викторовича, о том, как он сделал последний и окончательный шаг,  чтобы стать чадом Православной Церкви.

Когда люди слышат мою фамилию, часто звучит вопрос: «А не родственник ли вы академику Раушенбаху?». Можно коротко ответить «да», потому что все Раушенбахи, родившиеся в России – родственники друг другу. Две с половиной сотни лет назад наш общий предок прибыл из Германии в Россию, с тех пор сменилось уже много поколений. Дед Бориса Викторовича был младшим братом моего прапрадеда (более подробно об этом см. http://www.rauschenbach.ru/ru/istoriya/razdel-istorii-1).

01-boris-und-vladimir-rauschenbach.jpg

Борис (5-е поколение) и Владимир (9-ое поколение) Раушенбах. Москва, 1999.

Наши предки принадлежали к той протестантской церкви, которая в Германии называется реформатской, в других странах – кальвинистской, пресвитерианской, гугенотской. Среди немецких колонистов доля реформатов в разные годы составляла от 15% до 20%. Борис Ивар Раушенбах при крещении был записан реформатом, согласно вере его отца, и сам себя именовал гугенотом, как бы в шутку.

02-sork.jpg

Не стану вдаваться в вероучительные различия между реформатами и лютеранами, отмечу только внешние моменты. Реформаты более последовательно, чем лютеране, отрицают в своей богослужебной практике то, что считают язычеством или суеверием. Они не допускают икон в своих храмах, не употребляют столь привычное православному человеку крестное знамение. В этом они отличаются от лютеран, в храмах которых в наше время можно встретить иконы, хотя отношение к иконам у протестантов совсем не такое, как у православных или даже католиков. Для них это не святыня, а просто некая иллюстрация Нового Завета.

Условия жизни немецких колонистов в Поволжье привели к сближению лютеран и реформатов, чему способствовало российское правительство. Императорами Александром I и Николаем I были изданы указы, по которым лютеране и реформаты объединялись в единую Евангелическо-лютеранскую церковь, была учреждена Генеральная евангелическо-лютеранская консистория. Реформаты и лютеране крестились, причащались и венчались у одних и тех пасторов. Так, Борис Викторович ходил с матерью на Рождество и на Пасху в лютеранский храм Петра и Павла на Невском проспекте, хотя в Петербурге была и немецкая реформатская церковь. Но когда в 1922 г. пришла пора идти в школу, родители отдали его в «гугенотскую», бывшую реформатскую 34-ую школу, до которой добираться надо было более часа. По каким-то причинам он не прошел конфирмацию, следовательно, так и не стал полноправным членом реформатской церкви. В конце 1920-х гг. немецкие школы в Ленинграде были ликвидированы, немецкая реформатская церковь закрыта. Немного позже закрыт был и лютеранский храм Петра и Павла.

Детские впечатления помогли будущему академику сохранить светлый образ церкви и уважительное отношение к ней в те годы, когда вера преследовалась, открыто исповедовать ее стало опасно. Тягу к религии Борис Викторович, как он пишет в своей книге «Постскриптум», почувствовал только на определенном этапе своей жизни. Как именно это произошло, мы не знаем. Однако известно, что после войны, вернувшись из лагеря, Борис Викторович стал ходить в православную церковь, достал где-то нужную литературу и переписал вечерню, чтобы следить за богослужением.

Вероятно, уже к началу 1960-х гг. относится эпизод, о котором вспоминал Борис Викторович. Во время очередного запуска он, как и каждый руководитель, ответственный за работу «своей» системы, напряженно следил за телеметрией. Когда пришло сообщение, что его система сработала штатно, Борис Викторович встал и перекрестился: поступок, одинаково удивительный как для советского ученого, члена партии, так и для гугенота. К тому же периоду жизни относится и знакомство Бориса Викторовича с иерархами Русской Православной Церкви. По случаю первых космических запусков в Кремле устраивались торжественные приемы, на которые приглашали и представителей церкви. Однако вокруг них возникала как бы санитарная зона: никто из приглашенных ученых, военных, журналистов, не говоря уже о партработниках, не дерзал подойти к их столику (приемы велись а-ля фуршет). Единственным храбрецом оказался гугенот Раушенбах. Его возмутило такое недостойное отношение к служителям церкви, он демонстративно подходил к священникам и беседовал с ними. Так возникло знакомство, очень пригодившееся в будущем, когда Борису Викторовичу понадобилось работать в библиотеке Московской Духовной Академии. Однако Борис Викторович не ограничивался беседами: «Иногда я даже выступал. Когда в Троице-Сергиевой лавре отмечалось трехсотлетие Духовной академии, меня попросили сказать какие-то слова. Я договорился с вице-президентом Академии наук Е.П.Велиховым, что не просто выступлю от себя, но буду поздравлять Церковь от Академии наук. И я такую речь сказал, и она была напечатана в Журнале Московской Патриархии. Мне довелось познакомиться с Патриархом Пименом, и я бывал у него в келье в Новодевичьем монастыре. Конечно, в те годы меня во многом спасало то, что я работал не по общественным наукам».

Еще в 1960-х гг. в связи с решением задачи стыковки космических кораблей Борис Викторович заинтересовался проблемами теории перспективы, в частности, обратной перспективой, традиционно используемой иконописцами. В результате был создан математический аппарат, описывающий как обратную перспективу, так и другие варианты отображения пространства на плоскость. А сам математик основательно погрузился в мир иконописи, открыв для себя его неизмеримую духовную глубину. В 1975 г. вышла его монография «Пространственные построения в древнерусской живописи». Слово «древнерусский» в те времена обычно означало что-то близкое к церкви. Потому что нельзя было, например, выпустить грампластинку с церковной музыкой, а с древнерусской можно, хотя и со скрипом. Книги, альбомы, пластинки с чем-то «древнерусским» тут же раскупались. Вот и монография, снабженная солидным математическим аппаратом, котировалась на книжном черном рынке где-то между сборниками Ахматовой и Цветаевой, в магазинах этих книг было не достать. Стремясь поделиться своими открытиями с другими, прежде всего с сотрудниками и студентами Физтеха, где он преподавал, гугенот Раушенбах читал цикл лекций «Иконы», попутно просвещая аудиторию относительно истории и сущности христианства. Забавно, что в райкоме эти лекции числились по линии «научного атеизма».

 

03-kniga-1975.jpg

 

Наступил 1987 год, приближалось 1000-летие Крещения Руси. Несмотря на объявленные партией перестройку и гласность повсюду царило молчание, никто не осмеливался или не мог вслух напомнить об этом событии. Настоящей сенсацией стала статья Б.В. Раушенбаха о 1000-летии Крещения Руси, вышедшая в августовском номере журнала «Коммунист». Академик подробно и всесторонне осветил значение Крещения Руси для истории нашего государства, однако суть сказанного можно выразить кратко: «Как хорошо, что нас в свое время крестили!». Эта публикация словно пробила брешь в стене молчания, тысячелетний юбилей стал общепризнанным фактом и отмечался летом 1988 г. всей страной, включая ее правительство. Но автору с великим трудом удалось получить журнал со своей статьей: весь тираж был раскуплен молниеносно, даже в книжном киоске ЦК все разобрали. Выручил сотрудник редакции, пожертвовавший свой личный экземпляр.

Так Борис Викторович стал официально признанным авторитетом по вопросам Крещения Руси и вместе с митрополитом Ювеналием был включен в состав советской делегации на празднование 1000-летия Крещения Руси в ЮНЕСКО. А через несколько лет он опубликовал в «Вопросах философии» работу «Логика троичности», в которой он рассматривал непротиворечивость логической структуры догмата о Святой Троице.

Статья вызвала определенный шум, отзвуки которого еще не стихли. Предложенная автором модель триединства – обычный трехмерный вектор в ортогональной системе координат – многим показалась вызывающе простой и уже потому неверной. Академика обвиняли в том, что он дерзнул будто бы предложить математическую модель Троицы, да еще и примитивную. Представляется, однако, что многие критики либо невнимательно читали статью, либо делали из нее выводы, под которыми автор никогда бы не подписался. Цитируем «Логику троичности»:

«Многие богословы предупреждали, что попытки рационализации догмата о Троице очень опасны, так как, в конечном счете, ведут к возникновению различных ересей. Не была ли и здесь произведена такая попытка рационализации? Ответ на этот вопрос может быть только отрицательным. Векторная модель, о которой шла речь, никакого отношения к богословию и догматам не имеет, она имеет отношение только к формальной логике...

 …Что касается векторной модели, то это не модель Троицы, а лишь модель логической троичности… Кажущаяся логическая абсурдность триединости была излюбленной темой атеистической и скептической критики догмата. Цепь этих критических умозаключений строилась обычно по следующей схеме: понятие триединости — это логический абсурд — никакие абсурдные объекты не могут существовать — следовательно, не существует и Троица. Сегодня в этой, казалось бы, доказательной цепи умозаключений утеряно главное звено: такие объекты существуют, например, в математике и всеми признаются разумными и полезными...

…Из всего сказанного не следует, что теперь Троица не является более тайной и для принятия этой тайны более не нужен подвиг веры. Просто теперь тайное сместилось туда, где оно и должно быть, — в сущность Бога. Подвиг веры вовсе не нужен для принятия структурно-логического свойства Троицы — триединости...

…Остается лишь удивляться тому, что отцы Церкви сумели сформулировать эту совокупность свойств, не имея возможности опираться на математику. Они совершенно справедливо называли любые отклонения от этой совокупности ересями, как бы ощущая внутренним зрением их разрушительную пагубность. Лишь сегодня становится понятным величие отцов Церкви и в смысле интуитивного создания безупречной логики триединости».

Борис Викторович Раушенбах, реформат по крещению, любил Православную Церковь, был знаком со многими священнослужителями, включая патриархов Пимена и Алексия II. Он высоко ценил как внешнюю красоту православного богослужения, так и верность Православной Церкви апостольскому преданию: «…если хочешь принадлежать к древней Церкви… то, пожалуй, православная к ней наиболее близка, ближе католической».

Тем не менее, до самых последних лет жизни Борис Викторович оставался вне Церкви. Как мы уже говорили, полноценным реформатом он не был, к православию тоже не присоединялся. Но вот наступил 1997 год. В феврале Борис Викторович был неудачно прооперирован, развился перитонит, шансов выжить почти не было. Вот что он рассказал:

«Итак, я умирал, и понимал, что умираю. Это было не страшно, даже чем-то приятно… Ясно понимал, какой передо мной выбор, и не боялся. Видел перед собой коридор, который тянулся куда-то вдаль, там, в конце, брезжил свет, и я заколебался: может быть, мне пойти туда? Потому что справа было нечто непривлекательное, неопрятное, как я понимал, но в той стороне была жизнь. А коридор выглядел чистым, светлым, приятным, в глубине его сияло то ли голубое небо, то ли что-то в этом духе. И все-таки я повернул направо, в кавардак, где была жизнь… Возвращаться к жизни было не противно. Я бы сказал, что и уход туда, в светлый коридор, казался не то чтобы приятным, но ничего сверхъестественного в нем не было, он был нормален, не вызывал чувства отвращения…».

После болезни Борис Викторович много месяцев потратил на реабилитацию. Когда он вернулся домой, у нас с ним зашел разговор о Николо-Кузнецком храме, о его настоятеле, протоиерее Владимире Воробьеве. Мне казалось, что Борису Викторовичу будет интересно услышать о священнике – кандидате физико-математических наук, бывшем старшем научном сотруднике ВЦ АН СССР, словом, коллеге по научному цеху. И у меня была тайная надежда, что встреча с таким священником, как о. Владимир, может помочь Борису Викторовичу сделать решающий шаг и воцерковиться.

Я спросил, не хочет ли он познакомиться с этим священником? Борис Викторович ответил, что, конечно, хотел бы. Пришел черед спросить и о. Владимира, не хочет ли он познакомиться с известным ученым. И тут о. Владимир спросил, а не решил ли Борис Викторович перейти в православие? Надо сказать, что я совсем не был уверен в положительном ответе. Думал, что для этого понадобится еще время и, может быть, не одна встреча со священником. Однако когда я задал этот вопрос, Борис Викторович ответил «да!».

15 декабря 1997 г. мы с о. Владимиром приехали к Борису Викторовичу домой. Православный священник и гугенот долго беседовали, затем о. Владимир совершил чин присоединения к Православной Церкви.

04-beseda.jpg

Беседа

05-podgotovka.jpg

Подготовка к совершению таинства

06-na-pamyat.jpg

Снимок на память

В последних книгах, уже продиктованных, а не написанных собственной рукой, Борис Викторович говорит, что был крещен в православие. Это, конечно, не так, я тому свидетель. Никакой купели в квартире не было, никто академика не только не окунал, но и не брызгал святой водой. В этом и не было необходимости, так как уже с петровских времен Русская Православная Церковь принимает лютеран, реформатов и некоторых иных протестантов так называемым 2-м чином, через миропомазание. Чинопоследование долгое, оно включает предварительную беседу, исповедь, заявление о желании соединиться с Православной Церковью и принять апостольские правила, постановления семи Вселенских соборов и т.д. При этом священник читает установленные молитвы, затем помазывает нового члена Церкви миром со словами «Печать дара Духа Святаго», а в заключение отирает миро специальной губкой. Совокупность этих действий могла показаться человеку неопытному крещением.

В январе 1998 г. о. Владимир вновь посетил Бориса Викторовича, причастил его и освятил квартиру. В этот раз академик и его домашние были щедро окроплены святой водой.

07-osvyashchenie-kvartiry.jpg

Освящение квартиры (здесь и далее стоп-кадры видеозаписи)

Может быть, два этих события как-то совместились в памяти Бориса Викторовича? Известно, что после нескольких операций с глубоким наркозом у него возникли серьезные проблемы с памятью. В последних книгах он называет разные даты своего «крещения»: и 1997, и 1998 год, говорит, что при этом ему подарили икону. Вот этот момент:

08-vruchenie-ikony.jpg

Только это было при освящении квартиры 17 января 1998 г.

 

09-170198.jpg

 

10-chaepitie.jpg

Такова история перехода Бориса Викторовича в Православие. Вот как он оценивал этот поворот в своей жизни: «Все-таки православие имеет огромные преимущества по сравнению с гугенотством, я этого не знал до сих пор, но теперь понимаю, оно лучше. Та религия более обыденно-домашне-кухонная, а православная религия более высокая, огромная, золоченая. Я, может быть, по-дурацки определяю разницу, но таково мое восприятие…. В младенчестве я не выбирал религию, какая она ни есть – она моя. Сейчас же я принимал религию не как ребенок, а сознательно. Перешел в православие… потому, что считаю православие ближе к истине, то есть ближе к древней Церкви, которая создавалась апостолами».  

По состоянию здоровья Борис Викторович уже не мог часто посещать богослужения, но все же побывал в Николо-Кузнецком храме, причастился.

11-na-klirose.jpg

На клиросе

12-posle-sluzhby.jpg

После службы

13-v-trapeznoy.jpg

В трапезной

 

В 2001 году Прощеное Воскресенье приходилось на 25 февраля. За несколько дней до этого мы созванивались с Борисом Викторовичем, планировали привезти его в храм причаститься. В последний момент что-то помешало Борису Викторовичу, он просил перенести посещение Кузнецов на какое-нибудь следующее воскресенье. Однако причастился он не в воскресенье, а в четверг 1 марта. В понедельник 26 февраля у Бориса Викторовича случился тяжелейший инсульт, о. Владимир причащал его уже в больнице. Он был в сознании. Когда о. Владимир спросил, хочет ли он причаститься, Борис Викторович отвечал утвердительно.

Через какое-то время его выписали домой, медицина была бессильна. По благословению о. Аркадия Шатова, ныне владыки Пантелеимона, епископа Орехово-Зуевского, а тогда настоятеля Свято-Дмитриевского храма при 1-й Градской больнице, у постели больного дежурили сестры милосердия. Незадолго до этого в костромском кафедральном соборе мироточила Феодоровская икона Божией Матери. Игуменья Иннокентия, настоятельница Богоявленско-Анастасииного монастыря, прислала нам полотенце, обильно смоченное благоухающим миром. Полотенце отправилось в квартиру Бориса Викторовича; сестры прикладывали его к голове больного, читали акафист Феодоровской иконе. Приближался конец марта. Борис Викторович уже несколько дней не приходил в сознание. 26-го вечером родные попросили привезти священника. О. Владимир приехал ближе к полуночи. Больной лежал с закрытыми глазами, тяжело дышал, казалось, что никакой контакт с ним уже не возможен. О. Владимир поднес лжицу со Святыми Дарами к его устам и спросил: «Борис Викторович, вы хотите причаститься?». Умирающий, находившийся в коме, не ответил священнику и не открыл глаз. Он открыл рот и принял причастие. После этого о. Владимир прочитал канон при разлучении души от тела, в последний раз благословил больного, и мы уехали.

Утром 27-го марта, в праздник иконе Божией Матери «Феодоровская», Борис Викторович скончался. Отпевали его в Николо-Кузнецком храме, похоронили на Новодевичьем кладбище.

Рассказ о своем пребывании на грани жизни и смерти в феврале 1997 г. Борис Викторович заканчивает такими словами: «… У меня осталось такое ощущение, что я походил по тому свету и вернулся на этот. Чтобы доиграть свою игру». Можно сказать, что именно так и случилось. Борис Викторович успел совершить главное дело своей жизни – стать членом Церкви и удостоиться христианской кончины.

26.03.2016

См. также http://www.pravmir.ru/dolgiy-put-k-pravoslaviyu/

14-pamyatnik.jpg